Апшерон

Кудрат, обрадованный всего несколько минут назад приходом ребят, теперь был расстроен. После телефонного разговора он понял, что настоящий бой только начинается. Закравшаяся было в душу тревога, однако, быстро улетучилась. Мысленно готовясь к предстоящим столкновениям кое с кем из руководителей "Азнефти", он говорил себе: "Ну что ж, будем драться. Жизнь без борьбы была бы скучной".

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Нисе казалось, что она видит сына во сне. Но он почему-то всегда снился ей в гражданской одежде, с папкой в руках. А теперь на нем офицерский мундир. С чего бы это?

- Здравствуй, мать, здравствуй! Ты, кажется, не узнаешь меня?

Нет, Ниса узнала сына. Не мог же кто-нибудь другой быть так похожим на Пашу! Не обманут же ее и эта преждевременная седина, и морщины на лбу.

И когда Паша подходил к матери, Ниса кинулась к нему.

- Сынок!.. - Она крикнула так громко, что спавший тут же в комнате Рамазан вскочил с постели.

- Что случилось, жена? Что за крик? - спросил он спросонья осипшим голосом и, увидев сына, тоже сначала не поверил своим глазам. - Эй, малыш, он всегда звал "малышами" и Пашу и Ахмеда, - уж не сон ли я вижу?

Паша не откликнулся: руки матери так крепко обвились вокруг его шеи, что он не мог произнести ни слова.

Нет, за все четыре года Нисе никогда и не снилось такого сна. Когда в сновидениях Ахмед или Паша входили в комнату, она только гордо любовалась ими, но никого из них не обнимала, не целовала. А теперь она ощущала дыхание Паши, чувствовала даже запах его военной одежды.

Значит, Паша жив? Сын, который годами не присылал весточки, вдруг вернулся? Откуда, как?

Мать... Сколько светлого в этом слове!.. Ты готова принести себя в жертву ради своих детей. Ты видишь чудо в исполнении своей мольбы. Но не видишь собственного величия, не знаешь цену своей тоски, которая годами горела в твоих глазах. Ты даже не подозреваешь, какая спасительная сила заключена в твоей любви... И в самом деле - не ты ли причина тому, что Паша вернулся живым?

- Ладно, жена, перестань плакать... Мир праху твоего отца. Малыш вернулся, а ты опять в слезы...

Ниса, ничего не слыша, рыдала, припав к груди сына.

- Ладно, я-то здесь мужчина или нет? - Старый Рамазан, кажется, снова становился таким же шутником и балагуром, каким был до войны. - Что, тут мое дело сторона?

Но Ниса не хотела слышать шуток мужа. Ее слезы, струясь по щекам, капали на новенький китель Паши.

- Ну, успокойся же, мама! Видишь, я вернулся, чего же плакать?

Но мать не выпускала сына из объятий. Она судорожно ощупывала рукой плечи и грудь Паши, словно желая увериться, что это действительно он. И вдруг ее точно молнией поразило: мать еще раз провела дрожащей рукой по плечу сына, и сердце ее замерло.

У Паши не было левой руки.

Когда он, слетка отстранив ее, направился к отцу, она застыла на месте. Но если неожиданная радость вызвала у матери слезы, то теперь она нашла в себе силы сдержать горе. "Будь он тысячи раз проклят, этот Гитлер!" сказала она в душе и глубоко вздохнула.

Старый мастер выпрямился, обнимая сына, но не заплакал, как Ниса. Только глаза его горели каким-то необыкновенным огнем.

- Я знал, что ты вернешься, мой сын, - сказал он и тут же добавил для успокоения жены и себе в утешение: - Ничего, сынок. Лишь бы сам был здоров, цела голова, а это - самое главное.

Торопливо одеваясь, он продолжал без передышки:

- Да ты, оказывается, настоящий воин, - шутка ли, четыре года пробыть в этом пекле! На твоей груди столько наград, что, видно, ты там, на фронте, не сидел без дела.

- Ну, конечно, отец! - громко ответил Паша. - Не для того я туда отправлялся, чтобы сидеть без дела.

- Ну, ну... Виделся с женой или пришел прямо сюда?

- Нет, отец. Отсюда я ушел на фронт и решил, что лучше вернуться сюда же... Да, может быть, она и не примет меня без руки? - Паша невесело улыбнулся.

- Не говори так, да перейдут на меня твои недуги. Она вскормлена чистым молоком, - похвалила Ниса свою невестку. - Вчера была здесь. Бедняжка только и знает, что смотрит на дорогу...

- Послушай, жена, - прервал ее Рамазан, - малый ведь с дороги. Ты бы прежде накормила его.

Ниса засуетилась. В кухне она распахнула маленькое окошко и, заметив на соседнем дворе шустрого мальчугана, окликнула его:

- Яшар! Сбегай-ка, родной, быстренько за Наилей! Пускай она сейчас же идет сюда.

Мальчик пустился бегом. Взглянув ему вслед, Ниса начала готовить завтрак. Она то и дело роняла ложки, стучала посудой, торопясь поскорее вернуться к сыну.

А успевший уже умыться Рамазан сидел в столовой за обеденным столом на своем обычном месте и торопился узнать, что приключилось с сыном за годы войны.

- Это длинная история, отец, - говорил Паша, - с того дня, как я уехал, такая заварилась каша...

"Так вот почему так долго не возвращался малыш!" - подумал Рамазан.

- О Баку я все время справлялся у летчиков, - продолжал Паша, - через каждые десять дней к нам прилетал самолет.

- Из Баку?

- Нет, из Москвы. Бывало, как только он сядет, я к пилоту. Спрашиваю: "Что слышно о Баку?" А он отвечает: "Летаю на бакинском бензине". Ну - и все ясно.