Аптекарь в СССР

— Я сырую воду не пью. Налью себе из чайника и потом все вам расскажу, как на духу. А вы посмотрите в столе у Перцова валерианку, пустырник, карвалол или нитроглицерин. Какие там вообще лекарства есть, а то приступ начнется и меня надо будет срочно в больницу везти.

И пока чекист Ярыгин шарил в ящиках стола в поисках каких-либо таблеток, Ваня, пошатываясь подошел к столику и стал наливать себе воды из чайника. В кармане у него лежала в качестве сувенира детская резиновая лягушка. Она, полая внутри, выполняла роль маленькой клизмы и внутри был один интересный препарат. По ходу дела Саблин уже отцепил кусочек изоленты, которым была заклеена дырочка в пузике земноводного и отколупал оконную замазку, обеспечивающую изоляцию.

И, наливая воду себе в стакан воду вытащил в кулаке лягушонка из кармана и выдул пудрообразный порошок в носик заварочного чайника, стоявшего так же на столе. Ибо эпоха чайных пакетиков пока не наступила. Часть частиц, не попав по назначению, белой пылью легла на столе. Но Ваня сделал вид, что рука у него дрогнула, пролил немного воды мимо стакана и вытер ее вместе с частицами препарата, тряпочкой, которая тут предназначалась для уборки крошек. Все, дело сделано!

Чекиста надо было обязательно сразу кончать, не затягивая. А то назначат Саблина козлом отпущения в угоду какой-нибудь политической ситуации и даже не поморщатся.

Вернувшись за стол, Ваня не глядя проглотил предложенную таблетку (организм переварит даже цианистый калий) и запил ее водой. И принялся писать повинную, шариковой ручкой на чистом листе.

— А что писать?

— Все и желательно поподробней, — подбодрил парня повеселевший конторский работник. — Тебе за явку с повинной — сразу срок скостят на суде!

Ага! Вот тебе возьми и все расскажи…

Когда Ваня писал свой опус, то он мысленно представлял, как здорово было бы положить чекисту руку на затылок, и несколько раз ударить его тупой черепушкой об стол. Чтобы у этого клинического остолопа мозги встряхнулись и заработали. Может тогда бы тот сразу сообразил, что Хоттабыча прессовать — вредно для здоровья. Но, поразмыслив, Саблин сообразил, что мозги Ярыгина давно уже высохли и сморщились до размеров грецкого ореха, поэтому, если стучать его головой об стол, они будут только биться о стенки черепа изнутри, как шарики в детской погремушке, без какого-либо пользы. Дурака учить, что мертвого лечить. Так что пока подобные действия пришлось временно отложить до лучших времен.

Когда Саблин отдал свою объяснительную, то чекист принялся ее внимательно изучать. Забавно было наблюдать, как его радостное лицо вначале приняло недоуменное выражение, а потом покрылось красными пятнами гнева.

А как ты хотел? Надавить на школьника авторитетом и потом наслаждаться, предвкушая, как он сейчас начнет плакать, каяться и валяться в ногах, выпрашивая прощение? Может быть, такая ставка и сыграла бы, будь Ваня обычным школьником. Но его за прошлую жизнь всевозможные органы так проверками задолбали, что он мог уже читать лекции, как лучше оставить обвинителей с носом. Внутри Саблина сидит почти пятидесятилетний тертый жизнью мужик и он давно уже был не «дух бесплотный», чтобы вестись на такую изумительную хрень.

Даже если ему будут показывать черное, тыкать пальцем и требовать, чтобы он подтвердил, что это именно черное, — он скажет, что это белое. Или серое. Или зеленое. Или вообще серо-буро-малиновое. Потому что идти на поводу у органов — самый верный способ надеть на себя железные браслеты. И тогда ты загремишь под фанфары белым соколом! Глупость несусветная!

Это же стандартные приемчики. Старая, добрая и, даже в такой тупо примитивной манере подачи, эффективная тактика запугивания. Запугать и запутать собеседника, завести его в дебри разговора, поймать на несоответствии показаний, обмануть, пообещав, что ему ничего не будет, — стандартный набор правоохранительной системы, пускающейся во все тяжкие ради достижения необходимого результата. Где лишнее себе говорить — себе вредить. Плавали знаем. Жизнь, она, знаете ли, многому научить в состоянии…