Так постепенно тупи — «поедатели креветок» захватили всё побережье Южной Америки. Они любили воевать.
Расставаясь с новыми колонистами я «вдруг» высказал «неожиданно» пришедшую мне мысль: «А не проводить ли мне вас до места назначения?». Офицеры дружно идею поддержали, и мы продолжили нашу дегустацию местного «горячительного продукта» в апартаментах джонки. Могли всё же китайцы строить корабли… Могли... Это отмечали все на ней побывавшие.
Всех поражала система вентиляции. Откуда-то всегда поддувало. Я-то знал откуда… В зависимости от направления ветра, можно было открыть одни и закрыть другие заслонки. Главный принцип вентиляции — создание разряжения воздуха на выходе, использовался китайцами на все сто процентов. Благодаря ему и в трюмах было сухо, и в каютах прохладно. Относительно наружного воздуха, конечно.
Проводив новых колонистов до точки назначения в устье Риу Гранде, я развернулся обратно и на следующий день «нырнул» в Лагуну Имаруи, где высадился со своим «спецназом» в устье реки и двинулся вглубь болот по мосткам, расходившимся в разные стороны, но сходившимся, я знал это, у невысокого холма, на котором располагалась небольшая деревушка Народа Имаруи.
Народ Имаруи был интересен тем, что их мужчины и женщины имели равные права и обязанности. И жили раздельно. На одной стороне лагуны жили женщины, на другой мужчины. Два раза в год на какие-то их праздники сначала мужчины приезжали на женскую сторону, в другой раз — женщины на мужскую.
Поэтому и завоёвывать их пришлось «дважды». Женщины не сдавались и воевали ожесточённо, так же, как и мужчины. Нисколько не хуже. Традиции каннибализма по всему побережью были аналогичными за некоторыми нюансами, посему я приобрёл здесь послушных воле богов и беспрекословно мне подчиняющихся воинов-амазонок.
— Здравствуйте, женщины! — Крикнул я, ступая на крепкую землю.
Из хижин сначала весело выбежали самые младшие «амазонки», потом их сёстры и матери. Без оружия они не ходили, используя копья, как слеги. Жизнь на болотах диктует свои условия и формирует привычки.
Несколько женщин вышли вперёд и прикоснулись к моим рукам, а потом поднесли свои пальцы к своему сердцу и ко лбу. Так выражались на языке жестов любовь и преданность.
— Нам надо поговорить, — сказал я главной воительнице.
— Твоим людям надо уйти, — сказала она.
— Они оставят подарки и уйдут. Мы уважаем ваши традиции.
Ребята Санчо выложили из сумок соль, сахар, рис, муку и ушли.
— О чём ты хочешь говорить, высший дух? Или пришёл тот день, о котором ты говорил?
— Да, Марго. Пришёл день вам уходить. На моей земле тоже много болот. Мне нужно, чтобы вы были ко мне ближе.
— Мы готовы. Тебе нужна наша сила?
— Да, Марго.
— Это хорошо. Мы готовы, — повторила она.
Она задышала глубже. Её грудь, зафиксированная плетённым из кожи каймана ремешками возбуждающе воспряла сосками вверх.
— Ты думала над моими словами, о том, что вам придётся жить рядом с мужчинами?
— Думала. Это не меняет наших традиций, если к нам не будут относиться, как к женщинам.
В более правильном переводе слово «женщина» на языке имаруи имело более широкий смысл и означало: «существо неопределённого пола, рожающее детей, ублажающее и кормящее мужчин».
— Всё будут относиться к вам, как к моим воинам. Не иначе. Собирайтесь.
Амазонки собрались быстро. Через тридцать минут мы отчалили, вышли из лагуны и пошли в Жанейро.
Пока я говорил с амазонками, Санчо с двадцатью своими бойцами осматривался в Рио-Гранде. Мы ушли, а они, пересев на окружившие корабли индейские пироги, высадились незаметно для вновь прибывших колонистов, на берег и сейчас вели за ними наблюдение.
Колонисты установили шатры на противоположном от деревни индейцев песчаном берегу устья реки, и стали вырубать кустарник и деревья, подготавливая площадку для установки форта.
Индейцы, с интересом рассмотрев предложенные им на обмен стеклянные и иные украшения, взамен ничего не предложили, даже еды.
— Странные здесь дикари, — сказал дон Коутиньо капитану флагмана. — Я многих видел: и в Африке, и в Восточной Индии, и все они с удовольствием меняли еду на украшения. Они все любят украшения. Особенно мужчины. И Фернандо рассказывал, что здесь тоже любят бусы.
— Странные индейцы! Согласен! И вид у них угрожающий, а страха в глазах никакого.
— И почтения, — добавил монах.
Они втроём ещё не сходили на берег, хотя каждому очень хотелось ощутить ногами земную твердь, но странное поведение аборигенов настораживало опытных колонизаторов.
— Оставьте на борту усиленную вахтенную команду, капитан. И хорошенько осветите ночью борта.
— Будет исполнено, командор.
Стемнело быстро. Вахтенные трёх парусников всматривались в чёрные волны лагуны. Всхлипывающие звуки ударявших в борта волн наводили тоску. Усиливало неприятное чувство тревоги излишне «синкопическое[3]» бухание барабанов и заунывное дудение и сопение флейт, доносившееся с освещённого кострами индейского берега.
Прошло очень много времени после заката, прежде чем вахтенные заметили приближающиеся сначала огни, а затем и силуэты освещённых факелами пирог.