Арабески ботаники

Е.Г. Бобров, русский биограф Линнея, приводит его чрезвычайно важное письмо, написанное брату и сестрам в родную деревню Стенброхульт. Оно позволяет нам понять мироощущение гения в тот момент: «Я стал профессором, королевским врачом, кавалером и дворянином. Я был удостоен увидеть больше из чудесных созданий Творца, в чём я видел величайшую радость, чем кто нибудь из смертных до меня. Я послал моих учеников во все четыре части Света. Я написал больше, чем кто-нибудь другой из ныне живущих; 72 мои собственные книги находятся на моём столе. Имя моё стало известным и достигло до самых Индий, и я получил признание как крупнейший в своей науке. Я стал членом почти всех научных обществ: в Упсале, Стокгольме, Петербурге, Берлине, Вене, Лондоне, Монпелье, Тулузе, Флоренции и недавно в Париже, где был назван в ряду восьми наиболее знаменитых людей мира». Он был тщеславен, как все великие люди, и не жаловал тех, кто не склонялся перед его величием. Может поэтому никто из учеников и не превзошёл учителя.

Именно в эти годы на научном небосклоне Европы стремительно восходила звезда Палласа. Пётр Симон Паллас родился в то время, когда линнеевские идеи уже проникли в умы естествоиспытателей. И как это бывает с идеями, которые появились в нужное время и были правильно сформулированы, да еще и подкреплены упорством и талантом их автора, они очень быстро распространились по Европе.

Палласу незачем было проникаться идеями Линнея — он уже не мыслил другими категориями. Его предначертанием было развивать естествознание на заложенном Линнеем фундаменте. Поэтому Линней ему представлялся, скорее всего, как почётный анахронизм, который следовало уважать, но жизнь и научное развитие ботаники требовали идти дальше. Тем более, что естествоиспытателей того времени влекли и другие идеалы. Главной альтернативой линнеевскому пониманию устройства природы были идеи Бюффона. Единственное, что объединяло этих жестких оппонентов, — они были одногодками.

Жорж Луи Леклер де Бюффон (1707–1788). Рисунок с портрета 1753 г.

Жорж Луи Леклер де Бюффон был выдающимся натуралистом — писателем и пропагандистом науки. Но он был дилетантом. Пока Линней упорно изучал естествознание, Бюффон занимался юриспруденцией, физикой, математикой. Идеями о живой природе он стал проникаться лишь после назначения его на должность главы Ботанического сада в Париже.

В 1748 году он взялся за осуществление грандиозного издательского проекта «Естественная история общая и частная, с описанием кабинета короля». Бюффон сам, с небольшой группой помощников, написал 36 томов. В этих фолиантах ничего не значилось о растениях, они были заполнены исключительно описаниями животных, их повадок и биологии. Написанные живо, увлекательно, они оставались источниками знания почти сто лет, несмотря на то, что научные факты там перемежались с выдумкой автора. Но, конечно же, не в этом было противопоставление с Линнеем, отстаивавшим всю свою жизнь только точные факты. Бюффон защищал идею трансформизма. Его ближайшим учеником был Ламарк, который отрицал вид (краеугольный камень систематики) и был первым эволюционистом.

Бюффон отрицательно относился к систематике, он утверждал, что систематик стремится «подчинить произвольным законам законы природы» и намеревается измерить её силы с помощью нашего слабого воображения. О Линнее Бюффон говорил, что тот сделал язык науки более трудным, чем сама наука. Он считал, что система Линнея есть метафизическая ошибка. «Эта ошибка, — писал Бюффон, — состоит в непонимании продвижения природы, которое происходит всегда незаметными сдвигами, и в намерении судить о целом по одной его части». Согласно представлениям Бюффона «природе есть только индивидуумы, а роды, отряды и классы суще ствуют только в нашем воображении».