Арабески ботаники

Недолгой была жизнь Палласа в Берлине. Он скончался через год после возвращения 8 сентября 1811 года на руках своей дочери. Его похоронили в Берлине на Гальском кладбище. Тихая могила зарастала бурьяном и забвением. Но в 1852 году по инициативе академиков Миддендорфа и Шренка на деньги, собранные среди академиков Петербургской и Берлинской Академий, на месте погребения был воздвигнут памятник со следующей эпитафией:

Petrus Simon Pallas

Berolinensis

Academicus Petropolitanus,

multas per terras jactatus,

ut naturam indagaret,

hic tantum requiescit.

Titulus ad ipso conscriptus.

Academiae Scientiarum

Berolinensis et Petropolitana conjunctae.

D C C C L II [9]

К этому можно было бы добавить только слова императора Павла I в рескрипте Палласу от 25 марта 1797 года: «Я вполне уверен, что автор “Российской Флоры” везде употребил своё время на исследования и открытия, полезные человечеству» .

История расставила по своим местам и Палласа, и Лаксмана, и оба они, несмотря на всю несхожесть своих стремлений, противоречия и, может, вражду, создали узор в бесконечном орнаменте истории российской ботаники.

Gentiana grandiflora Laxm.

КРУГ ВОСЬМОЙ. ФИШЕР, ТУРЧАНИНОВ, ЛАНГСДОРФ

Как люди становятся ботаниками? Это решается где-то на небесах, где плетутся судьбы и раздаются дары богов. Мы живём в прозаическое время, когда растительный покров неразличим из окна самолета, откуда он представляется не иначе как одно зелёное пятно, чередующееся с чёткими разноцветными квадратами жилых кварталов городов и крестьянских полей. И случайно забредая в густые заросли сорняков возле человеческого жилья, мы стараемся быстрее покинуть эту обитель застарелого мусора и недружелюбной крапивы.

И всё же перед некоторыми своими избранниками царица Цинхона открывает удивительный мир растений, абсолютно бесконечный, поразительно прекрасный, неповторимый своим разнообразием форм и цвета. Человек, очарованный невиданным богатством, становится «скупым рыцарем», собирающим «зеленые сокровища». Маленькие знания порождают большие, и хочется узнать всё разнообразие видов, сотворённое природой. Страсть к этому знанию затмевает всё.

Для Провидения не важны ни происхождение, ни образование, ни должность. Главное, чтобы человек не уставал удивляться, чтобы у него не угасала жажда обладания этими зелёными драгоценностями, накопленными в тонких гербарных листах. И судьбе было угодно остановить свой выбор на маленьком Николеньке, родившемся в богом забытой Никитовке Бирючинского уезда Воронежской губернии в 1796 году.

Здесь провел свои первые годы Николай Степанович Турчанинов (1796–1864) — обыкновенный барчук, опекаемый нянькой, а позже — дядькой. Отец его был отставным военным, мелкопоместным помещиком. В доме велись обыкновенные разговоры о ценах на зерно, о нарядах, об охоте. Да и нравы вряд ли отличались от тех, что описаны Пушкиным в поэме «Граф Нулин» : «В деревне скука, грязь, ненастье...»

Вспоминая свои детские годы, Турчанинов рассказывал Бекетову, что уже с детских лет начал собирать гербарий.

«Я даже описывал тогда растения, описывал, разумеется, по-своему, без всякого понятия о ботанике, ибо у меня вовсе не было книг. Я даже не знал тогда о существовании науки ботаники и составлял себе довольно странные теории, например, хоть об образовании плода». Возможно, уже в это время возникла та страсть к приобретению знаний о растениях, которая сопровождала всю его жизнь. Очевидно, с того самого раннего детства жизнь для мальчика раздвоилась: одна — это обыденная жизнь, учеба в Воронежском народном училище, а потом в Харьковской гимназии, а другая — тайное любование растениями. В то время он не знал, как выразить эту любовь. Окружающие вряд ли разделяли его увлечение. Ещё немного лет — и Грибоедов выразит отношение общества к естественным наукам презрительной фразой Скалозуба: «он химик, он ботаник».