— Окей, Мириам, кого ты хочешь уволить? Кого первым расстрелять? — Мужчина устало трет глаза рукой, но он отнюдь не раздражен.
— Почему сразу кого-то выбрасывать?! — Молодая женщина с ужасом машет руками. — Я только…
— Хочешь, чтобы они слушались? Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. Если они тебя не боятся, то сядут на голову.
Хамид жестом подзывает прислуживающего ему кельнера и приказывает вызвать всех, включая охранника. Через минуту перед ними стоят одиннадцать человек: двое мужчин из прислуги, водитель, садовник, охранник, повар, уборщица, кельнер и еще трое мужчин, обязанности которых Марысе неизвестны.
— Госпожа вами недовольна, — резко начинает хозяин. — Особенно тобой, Нона, а ведь ты должна быть ее правой рукой. Что это должно значить?
В этот момент все начинают говорить одновременно. Филиппинские слова смешиваются с индусскими, а садовник выкрикивает что-то, скорее всего, на суахили.
— Прекратите! — раздается бешеный рык Хамида.
Этому сопутствует громкая пощечина, которая досталась кельнеру, стоящему, к несчастью, ближе всех. Затем молодой хозяин-саудовец берет декоративную трость, стоящую в углу салона, и принимается бить наотмашь всех подряд. Слуги сбиваются в кучку, закрывая головы руками, и начинают причитать, а Марыся, захваченная врасплох, с изумлением наблюдает за своим смирным до этой поры мужем.
— Давно меня тут не было, собаки! Забыли, что такое господская рука?! — кричит мужчина, все больше раздражаясь.
—
— Ты, ты и ты остаетесь, а остальные
Немного запыхавшись, муж с улыбкой поворачивается к Марысе и заговорщически подмигивает ей:
— Ну что? Вот увидишь, теперь все будет хорошо.
Нона действительно прекрасная служанка и с того памятного вечера ходит за своей госпожой, поминутно спрашивая, не нужно ли ей чего-нибудь. Марыся все время снует по дому, наслаждаясь количеством, красотой и запахом богатства. Ей кажется, что она спит, потому что подобные места не для таких, как она, обычных людей.
— Так сколько всего здесь спален? — спрашивает она, прогуливаясь по мраморному коридору первого этажа.
— Шесть,
Спальня Марыси и Хамида, разумеется, самая большая, почти тридцать метров. Такого гигантского ложа девушка в жизни не видела, наверное, оно сделано на заказ. Над ним — огромный балдахин и красивые перламутровые украшения. В соединении с темным цельным деревом выглядит солидно. Постель пуховая, в атласном белье. Ночные тумбочки — в том же стиле, что и все остальное, на них стоят лампочки, загорающиеся от прикосновения, в комнате же освещение включается хлопком ладоней. В высокие стрельчатые окна можно смотреться. Они из специального стекла, которое пропускает свет, но не солнечное тепло, и сквозь него не видно ничего, что творится внутри дома. Для защиты от ярких отблесков есть еще вышитые в стиле ришелье занавеси, тяжелые темные шторы и деревянные, автоматически опускающиеся жалюзи. Комната начинена аудио-визуальной аппаратурой, к которой можно подсоединить и лазерное освещение.
На самом верхнем этаже, под стеклянном куполом разбита оранжерея. Множество экзотических цветов и деревьев, в том числе и орхидеи, заполняют зал площадью почти пятьдесят квадратных метров. Над головой летают маленькие яркие цветные попугайчики, а большой ара бормочет что-то по-арабски, глядя неподвижным глазом на вошедшего нахала. В углу помещения стоит новехонький спортинвентарь, а за стеклянной дверью сбоку находится корт для сквоша. Марыся вздыхает, глядя на это великолепие. Ей жаль, что бабушка, о которой она все время вспоминает, не может всего этого увидеть. Наверняка радовалась бы, как ребенок.
—