Арабская петля

— А к нам сюда это чудо как планируют доставить? — Стасер уже внутренне смирился с предстоящей работой и теперь мучительно просчитывал в уме различные варианты дальнейшего развития ситуации.

— К нам он прибудет на вертолете, — заторопился Рунге, по тону заданного вопроса он тоже понял, что самая тяжелая часть разговора позади и справедливое негодование подчиненного больше не будет выплескиваться на его многострадальную подневольную, но вместе с тем командирскую голову. — С ним будут двое: личный телохранитель и секретарь.

— Час от часу не легче… — тяжело вздохнул Стасер.

Ему уже не раз приходилось сталкиваться с так называемыми „телохранителями“ различных высокопоставленных особ. Прямо скажем, приятных воспоминаний эти встречи оставили мало. Возможно, ему просто не везло, но каждый раз он почему-то нарывался на людей донельзя высокомерных, не желающих слушать ни советов, ни указаний, считающих себя непревзойденными профессионалами и, тем не менее, быстро скисающих в условиях войны, где опасность для клиента существует реальная и постоянная, а отнюдь не кратковременная и по большей части гипотетическая, как в мирной жизни.

Рунге понимающе кивнул и продолжил:

— Поедете на трех „хаммерах“, четвертый отдать не могу, здесь тоже машина может понадобиться. Маршрут я примерно накидал, вот смотри…

* * *

Из конторского здания Стасер вышел уже ближе к вечеру. Огромное неестественно красное солнце медленно ползло за горизонт, напоследок окрашивая в розоватый цвет гигантские цистерны, сложенные из сырого кирпича стены зданий и отблескивающую жесть ангаров. Стасер остановился, любуясь этим неожиданным сочетанием закатных красок, не спеша с вкусным хрустом, повел затекшими плечами. Налетевший порыв жаркого пришедшего с раскаленной пустыни ветра швырнул ему в лицо горсть песка, противно резанули кожу жесткие кварцевые крупинки. Он зажмурился, привычно отплевываясь пропитанной вездесущей пылью желто-коричневой слюной. Прищурив в узкие щелки глаза, вновь глянул на прячущееся за край земли солнце, когда-то в далеком сопливом детстве он верил, что где-то там за едва различимой в пыльной дымке линией горизонта у солнца есть дом, куда оно каждый вечер уходит ночевать и откуда возвращается по утрам.

Солнце садится — „день прошел, да и хрен с ним, хорошо, что не убили“, сама собой всплыла в памяти старая армейская поговорка. Действительно не убили… Хотя это довольно странно, столько уже было самых разных дней, столько раз уже им представлялась такая возможность, а вот, надо же, до сих пор не воспользовались. Четко формулировать кто такие эти самые „они“ сейчас не хотелось, просто ОНИ — местные хаджи и федайины, свои, домашние чичи и их хохлятские и прибалтийские наемники, короче все те уроды, что по жизни желали ему, Стасеру, зла. До сих пор всегда удавалось оставлять всех их с носом, выходить сухим из воды, порой даря на память врагу клочки своей шкуры, но все же без особых потерь. Теперь, похоже, надвигался очередной такой случай. Вновь колесо несущейся по жизни рулетки сделало очередной круг, и шарик запрыгал по вертящемуся полю, выбирая, где же остановиться. До сих пор ему везло в этой много лет длящейся игре, но рано или поздно запас любого везения, любой удачи переполняет отпущенный человеку лимит. И тогда бегущий по кругу шарик, кружась, останавливается в лунке зеро. Финита! В этот раз выиграло казино, и это уже необратимо! И наплевать, сколь грозен ты в рукопашной и как метко стреляешь навскидку! Зеро! Казино всегда выигрывает в конечном итоге. Любой, кто знаком с теорией вероятности подтвердит. Вопрос лишь в том, выиграет оно сейчас или позже. А пока крупье продолжает раскручивать колесо.

— Аллах акбар! — донесся откуда-то со стороны города усиленный мегафоном крик муллы.

Стасер невольно вздрогнул. Не мог он спокойно воспринимать этот вопль, уж больно много воспоминаний будил он в душе, бередя едва поджившие затянувшиеся заскорузлой коркой раны. Всплыли вдруг откуда-то из глубины памяти лица солдат его расстрелянного на окраине Грозного взвода: Киря, Сан Саныч, Тушкан, малыш-татарин Шайхутдинов, сержант Осинцев… Серьезные внимательные глаза, неулыбчивые сосредоточенные. Мальчишки, такие одинаковые и разные… Схожие молодостью, наивностью и различные такой короткой, но все же существовавшей доармейской жизнью… Не просто подчиненные, а товарищи, младшие братишки… И стандартные фразы похоронок: „погиб, выполняя боевую задачу“, „пал, до конца исполнив свой воинский долг“… Теперь он даже мысленно не говорит таких слов, трескучих и чужих… Кому и за что был должен сгоревший живьем в БТРе Осинцев? Как и когда, успел так много задолжать, едва начавший жить двадцатилетний парень, продолжавший стрелять из пулемета, прикрывая отползающий к развалинам взвод, даже тогда когда полыхающий в машине огонь уже жег его тело.