Арабская петля

Хасан чуть приподнялся из мелкого окопчика, накануне ночью вырытого и замаскированного в сотне метров от дороги. Лишь на мгновение он увидел пыхтящую пропыленную колонну, оказавшуюся гораздо ближе, чем он ожидал, и тут же жесткая рука Мамбы цепко схватила его за шею и низко пригнула к земле.

— Б…! Да ты совсем ох…л, старик! — шепотом крикнул Мамба на незнакомом языке, и тут же добавил на ломаном арабском. — Не высовывайся, заметить могут раньше времени.

Сам Мамба украдкой наблюдал за гяурами с помощью небольшого выкрашенного желтой краской перископа. Хасан с завистью глянул на него, лежать и ждать начала боя, скорчившись на дне окопа, ничего не видя вокруг было просто невыносимо, к тому же голову сверлила настойчивая мысль о том, что в мельком увиденной колонне что-то было не так, что-то было неправильно. Мысль назойливо билась где-то под черепной коробкой, но никак не удавалось поймать ее на реальном сознательном уровне, вся неправильность оставалась лишь в смутном ощущении, и чтобы развеять его, необходимо было еще раз взглянуть на врага, хоть одним глазком. И сделать это надо было, обязательно до начала боя, иначе произойдет что-то непоправимое. Но просить у Мамбы перископ не хотелось, а еще раз высунуться, рискуя навлечь на себя гнев страшного чужака, он не решался.

* * *

Настроение было поганое с самого утра, не слишком порадовала даже возможность пристегнуться к армейской колонне амеров и в относительном конечно, но все же покое и безопасности добраться практически до половины пути. Анализировать причины хандры не хотелось, хотелось тупо ныть и жаловаться на злодейку-судьбу, а лучше бросить все к чертям и укатить из этого пекла домой в только начинающую баловать теплом и яблочным цветом весну. Вместо этого Стасер с самого раннего утра торчал в этой раскаленной как сковородка металлической коробке, угрюмо молчал, трясясь на ухабах и выбоинах, глотал пыль и изредка беззвучно матерился. Подчиненные, зная тяжелый характер командира, с расспросами не лезли, и он был им за это благодарен. Скорее всего, в охватившей бравого лейтенанта „кроликов“ черной меланхолии был повинен вчерашний разговор с Рунге. Хайгитлер недвусмысленно намекнул, что чертов Мактауд подал руководству Компании просто разгромный рапорт, в котором не пожалел черных красок для описания вопиющей профессиональной непригодности одного из командиров групп базы в Эль-Хайме. Угадайте которого именно? Ну конечно же, миляга Мактауд вовсе не забыл об инциденте на пороге отеля в Зеленой зоне, хотя и не счел нужным упоминать его в отчете. Действительно, к чему? Много ли надо, чтобы отомстить строптивому гарду. Стасер не стал объяснять всего этого немцу, отделавшись неискренними общими фразами, типа „не может быть!“ и „я сожалею“. Однако на базу теперь возвращался с тяжелым сердцем, с детства не любил разносов у начальства, а в особенности разносов несправедливых. Не сказать, что его слишком задевали произносимые при этом обвинения и нелестные предположения о его умственных, физических и профессиональных способностях. Он достаточно прослужил в родной Российской Армии, чтобы отрастить прочный роговой панцирь, о который бессильно разбивались любые упреки и оскорбления, но вот сам процесс получения выволочки его нервировал и наводил тоску.

А тут еще Фарида с ее упреками, дурными предсказаниями и философией… Утром слова девушки уже не казались такими значимыми и пророчески весомыми. Подумаешь, кто бы говорил? Если раньше у большевиков государством управляли кухарки, все помним до чего доуправлялись, то теперь великие идеи и нетленные истины высказывают проститутки, может и их допустить к кормилу власти? Вот веселье получится, он даже криво ухмыльнулся, причем поймавший командирскую улыбку в зеркале заднего вида Чуча поспешил отвернуться и украдкой перекрестился.