Арабская поэзия средних веков

Одно мученье — жизнь, одно мученье — смерть.
Но лучше плоть мою прими, земная твердь!

Пуста моя рука и нёбо пересохло,

Но жадно смотрит глаз и ухо не оглохло..

Глядите: человек выходит со свечой,

Чтоб высоко поднять огонь во тьме ночной.

Ему потребен врач, он тешится надеждой

Насытить голод свой и плоть прикрыть одеждой.

Но тот, кто спит в земле, избавясь от забот,

Ни разорения, ни прибыли не ждет.

Копье, петля и меч ему всю жизнь грозили,

Он покорялся их неодолимой силе,

Но не страшится он в объятиях земли

Ни длинного копья, ни шелковой петли,

Ни острого меча. Лишившемуся тела

До кличек и обид нет никакого дела.

За брань и похвалы, покинув этот свет,

Он благодарен всем. Но мертвым счастья нет!

Пускай завистники своей достигнут цели,

Чтоб смерть у мертвецов отнять не захотели.

Душа-причудница служанку-плоть бранит,

А плоть покорствует и верность ей хранит,

И каждый замысел своей хозяйки вздорной

Спешит осуществить исправно и покорно.

Растение плоду все соки отдает,

А человек ножом срезает этот плод.

И кто-то седину закрашивает хною;

Но как же быть ему со сгорбленной спиною?

И кто-то вздор несет, рассудок потеряв,

Пока не схватит смерть безумца за рукав.

Все на одно лицо: исполненный гордыни

Сын знатной женщины и жалкий сын рабыни.

Смерть приготовила напиток для меня

И сохранит его до рокового дня.

Хоть время говорит отчетливо и внятно,

А все же речь его не каждому понятна.

И тлен и золото — у времени в руках.

Где прежде был дворец, там вьется мелкий прах.

Обитель райская открыта человеку,

Зане он совершил паломничество в Мекку!

* * *

Довольствуй ум досужий запасом дум своих,
Не обличай порока, не укоряй других.

Своей бедой не надо судьбе глаза колоть,

Когда преступно сердце и многогрешна плоть.

Хоть привяжись он втайне веревкою к звезде,

От смерти злой обидчик не спрячется нигде.

Разит, как рот девичий, смертельное копье,

Меж ребер клык холодный — и ты в руках ее.

Она и без кольчуги — что дева без прикрас.

Хинд и Зейнаб — вот поле ее войны сейчас.

Верблюд изнемогает и дышит тяжело,

А смерть опять бросает добычу на седло.

Повержен храбрый воин, и кровь, как водомет,

Шипит в глубокой ране и прямо в небо бьет.

Теперь его согбенной не выпрямят спины

Ни конь великолепный, ни трубный клич войны.

* * *