Женщина хватается за голову:
– Если бы я тогда иначе поступила, если бы мы приняли этого юношу… – Видно, что ее гложут сомнения. – Если бы да кабы!
– Не вините себя, матушка. Вы хотели для дочери как лучше, – утешает ее Дарья. – Как каждая мать.
– Не верю, что он ее изнасиловал. Не может быть! Я читала его имейлы и стихи, которые он ей писал, – улыбается она грустно. – Может, это и нехорошо, что мы совали нос в ее личные дела, но ей было только шестнадцать. Мы смеялись с Ибрагимом над их романтизмом, и я даже упрекала его, что он никогда мне таких вещей не говорил.
– А что с ней случилось? Джон ее убил? Почему? – Девушка пытается сложить в целое услышанные ранее фрагменты.
Женщина ударяет ладонью о край ванны.
– Потому что он убийца, вот почему! И лучше привыкай к тому, что он Ясем. Здесь твой вымышленный Джон не существует, – подытоживает она. – Пойдем в кухню, а то он может с минуты на минуту вернуться, а ванная – это не самое лучшее место для боя с подобным человеком. Хотя это больше зверь, чем человек, – поправляет она себя и, поджав губы, выходит.
Дарья чувствует, как силы снова к ней возвращаются. Молодость прекрасна – дает возможность быстро восстановиться и надежду на выход из самой опасной ситуации. Девушка обходит большую квартиру, нажимает на ручки дверей, но большинство их них закрыты. Наконец она входит в тридцатиметровую, светлую и красиво обставленную комнату родителей Джона, но, увидев Ибрагима, склоненного над письменным столом, извиняется и быстро выходит. Из коридора ведет еще дверь в ванную, отдельный туалет с душем, стиральной машиной, сушкой и кладовкой. Дом комфортный, но его жильцы чувствуют себя здесь в элитной тюрьме. Наконец она идет в кухню, откуда доносится звук кастрюль и приятный запах.
Хозяйка ставит перед ней на стол тарелку с мезе[119]
и питье. Дарья любит все эти арабские закуски. Начинает с хумуса, потом тянется за баба ганушем, фалафелем, жареным сыром халлуми[120] и заедает черными и зелеными оливками.Вдруг женщины замирают, слыша звук открывающегося замка в двери, ее стук и тихие шаги в коридоре. Дарья едва дышит, но ее защитница встает за ней для поддержки, решая защищать несчастную собственной грудью.
Джон, который выглядит уже как стопроцентный араб Ясем, в коричневой галабие и арафатке, обернутой вокруг головы, входит в кухню с большим свертком, завернутым в газету, бросает его на стол и смотрит на женщин. Ничего нельзя прочесть по его лицу, застывшему как маска, только темно-зеленые глаза гневно блестят.
– Как вылезла? – наклоняется он над Дарьей и несвежим чесночным дыханием дышит ей прямо в лицо. – Кто разрешил?
– Я, – становится в дверном проеме Ибрагим, холодно глядя на приемного сына, который теряет уверенность при виде сплотившихся против него домочадцев. – Сколько ты ее хотел там держать? Пока она не умерла бы от голода и жажды? – спрашивает он спокойно. – За что такие пытки?
– Это христианка, – присоединяется Мунира. – Ты не имеешь права привозить ее сюда против ее воли.
– Это моя жена, и я имею право делать с ней что захочу, – отвечает Джон грубо. – А вы еще доиграетесь!
– Нас ты тоже вывез, выманивая возможностью спасения Аиды. Говорил, что у тебя есть связи, что ты вытянешь ее из тюрьмы, а потом из Саудовской Аравии, а мы только подождем здесь некоторое время. Ты лжец, но чего я никак не подумала бы о тебе, еще и убийца, – говорит мать, которой надоело бояться.
– Следи за словами, женщина! Я воин во имя Аллаха и исполняю свой долг, – гордо поднимает парень голову, а вся троица бросает на него презрительные взгляды.
– Своими преступными действиями ты оскорбляешь правоверных мусульман и их имя во всем мире. Вот что ты делаешь! – подытоживает отец и уже хочет выйти, но Ясем подскакивает к нему, словно хочет ударить. Видно все же, что в нем тлеет еще искра почтения, потому что он передумывает и возвращается к жене:
– Кто тебе позволил выйти, ты, сука?! Ты должна сидеть в комнате!
Он с силой хватает Дарью за исхудавшую руку.
– Как ты одета? – орет он с сумасшедшим блеском в глазах: очевидно, ему нужно на ком-то выместить злость и обиду.
– Нормально! – старается вырваться Дарья, но Ясем держит ее, как в клещах. – Чего ты хочешь?
– Ты должна носить абаю и закрывать волосы! Тут есть мужчина, который тебе не является родственником!
При этих словах на лицах Дарьи, Муниры и Ибрагима читается удивление, они кривят губы и смотрят на фанатика с неодобрением.
– Ты совсем ошалел? У тебя что-то с головой. Ты сумасшедший, сын?! – Голос у Муниры дрожит, потому что эта ситуация для матери – настоящая трагедия, может, даже большая, чем смерть ребенка, когда ее потомок, кровь от крови, существо, которое она носила под сердцем, оказывается убийцей, чудовищем и угрозой для всего мира.
– Готовь ужин, и быстро, будет много людей, – приказывает Ясем, после чего хватает Дарью еще крепче и тянет к закрытой комнате.
– Я не твоя служанка, чтобы ты мной командовал, мерзавец! – С матери уже достаточно, а отец не знает, что делать, и нерешительно стоит на месте. – Найми себе кухарку или служанку!