Арабская сага

Потом тянется за очередной большой коробкой и вытягивает из нее фотографии. Часть из них – их поездка в Польшу, часть – в Лондон, а все остальные, разумеется, из Саудовской Аравии. У мужчины дрожат руки и все сильнее сжимаются челюсти. «Почему она мне изменила, почему так ранила, почему, в конце концов, не сказав слова, оставила?… Ведь могла тогда попросить прощения, и я наверняка простил бы ее. Плохие поступки влекут за собой другие, еще худшие. Любое вранье выйдет наружу! Боже мой, слишком много испытаний для одного парня! Отдам ей эти бумаги, а потом должен буду куда-то исчезнуть, куда-то поехать, изменить свою судьбу и жизнь. Только куда? Что делать?» Он отчаялся, по его запавшим, исхудавшим щекам неудержимо текут слезы. «Мириам, Мириам, как ты могла?! Как ты могла со мной так поступить?! И хотя я знаю, что ты по-прежнему меня любишь, теперь я уже не смогу тебя простить. Мое мужское достоинство, моя честь мне этого не позволят, – говорит он бывшей жене мысленно. – Не могу!» Он падает на пол, закрывает лицо руками и громко плачет. «Мириам!»

Перст Божий

Хамид, желая успокоить расшалившиеся нервы, решает совершить умру, так называемое малое паломничество, когда до хаджа осталось еще немного времени. Мужчина так усомнился в существовании Аллаха, что считает единственным местом, где он может снова его обрести, Мекку. Он делает это также для своей трагически погибшей жены, Зайнаб, которая была страстно верующей мусульманкой и точно хотела бы, чтобы ее муж обрел спокойствие. Он решил при случае посетить своего двоюродного брата Фахда и его красавицу жену Фатиму, живущих в Джидде. Хамид много лет их не видел.

Он забронировал тот же пятизвездочный отель – «Рэффлз Мекка Пэлис», как и тогда, когда был в Мекке с Марысей. Сейчас он не думает о том, что его обступят воспоминания. Он вспоминает прекрасный вид из окон комнаты на святую Каабу[49] и тот факт, что до Большой мечети оттуда всего две минуты ходьбы. Он решил начать умру 11 сентября, в годовщину теракта на ВTЦ,[50] чтобы поспорить с Аллахом о том, как это возможно, что его приверженцы совершили такое преступление. Он посчитал эту дату удачной также с точки зрения своей антитеррористической деятельности: чтобы Аллах ее благословил.

– Привет, Фатима, – звонит он жене своего двоюродного брата, Фахда, так как всегда ладил с ней лучше, чем с собственным родственником. – Как вы там?

В ответ радостный голос произносит:

– Хамид! Приятно тебя слышать! Знаю о несчастьях, которые тебя преследуют. Мне очень жаль!

– Гм… Семье не о чем поговорить, кроме как посплетничать о неприятностях, постигших родственников? – обрушивается на нее мужчина, стремящийся бежать от гнетущих мыслей, а не углубляться в них.

– Милый! Ведь это естественно, что все поддерживают тебя в горе. Следует помолиться за Зайнаб.

– Ну да… – уже хочет закончить разговор Хамид, но Фатима меняет тему.

– У нас все в порядке. А когда ты к нам приедешь?

– Хочу совершить умру в Мекку, так, может, при случае встретились бы в Джидде.

– Поразительно! А не хочешь на этот раз совершить хадж? Уже скоро Ид аль-адха.[51]

– Может быть. Я подумаю об этом. У меня забронирован номер в отеле, но на месте я могу уточнить время пребывания. Пока что хочу уехать из Эр-Рияда и сменить климат.

– Прекрасно!

– Фахд дома или в командировке? – спрашивает Хамид о двоюродном брате, так как не сможет у них остановиться, если не будет хозяина.

– Мой супруг уже пару лет курсирует между своими двумя домами, – отвечает саудовка холодно. – Между Меккой и Джиддой. Но не бойся, со мной моя сестра Сальма и младший брат Фахда Омар. Помнишь его? Был такой несмышленыш, а теперь уже почти взрослый мужчина.

– Вот и прекрасно, – вздыхает Хамид с облегчением.

Он не знает, почему у Фахда теперь два места проживания, но не спрашивает, потому что не интересуется сплетнями о жизни огромной семьи, считая, что каждый должен беспокоиться о себе.

– Так, значит, прилечу завтра.

Хамид не может не удивляться переменам, происходящим в людях – как в их характерах, так и во внешнем виде. Фатиму он ни за что не узнал бы. Исчезла кокетливая, привлекательная и ухоженная женщина, свободная, эмансипированная, ходившая дома в откровенных заграничных вещах, а на улице – в дорого украшенных абаях. Теперь же перед ним в традиционном сером домашнем платье стоит толстая арабская матрона, единственное украшение которой – кохль,[52] подчеркивающий черноту ее больших грустных глаз.

– Как хорошо, что у нас гость! – радуется хозяйка. – Я размещу тебя на втором этаже, в апартаментах для гостей. Там тебе будет удобно.

– Спасибо, не нужно, – говорит немного смущенно Хамид. – Мне бы хватило комнаты с ванной.

– Успокойся! После смерти отца Фахд получил в наследство эту большую резиденцию, но почти в ней не живет, все заросло паутиной.

– А что случилось? Вы развелись? – спрашивает мужчина с интересом, видя царящие в этом большом доме грусть и опустошение.

– Посидим перед ужином в гостиной, поговорим спокойно. Чай уже готов.