Арабская сага

– У нас хорошие кардиохирурги…

– Мы всегда делаем то, что в наших силах, и никогда не говорим, что Аллах так хотел. Мы – единственные в этой стране, кто борется с Богом. Знаешь, что мы окажемся за это в аду и будем гореть в огне? – спрашивает он с игривым блеском в глазах, после чего поднимается с кресла.

– «…Тот навлечет Господень гнев, и Ад ему убежищем предстанет – такая скверная обитель!»[45] – цитирует Карим Коран.

При этом оба корчат глупые рожи, а потом берут в рот жевательные резинки и выходят в отделение.

– Случай, который я хочу тебе показать, не является каким-то особенно необычным, если речь идет об арабской стране. Но он интересует нас с точки зрения распространения поражения, поведения пациентки и ее судьбы, о которой мы знаем фрагментарно. Она все еще не хочет нам чересчур много открывать, но тут нечего удивляться.

Это все, что сказал Мустафа, а Карим и не просит о большем. Как доктор, он предпочитает опираться на собственные выводы, сделанные после осмотра больной.

– Ничего себе, – шепчет он, стоя у стекла, через которое наблюдает за лежащей женщиной. – Кто ее к вам привез?

– Я сам ее нашел в государственной больнице в Эль-Бате.[46] Я тебе еще не говорил, что в свободное время мы с женой работаем в организации «Врачи без границ»? Мы с Зиной любим не купаться в богатстве, которое предлагает Саудовская Аравия, а помогать в беде, темноте и унижении.

Карим внимательно присматривается к больной или, скорее, травмированной. С первого взгляда видно, что та была облита соляной кислотой в самом типичном и открытом месте. Все лицо у нее изувечено. Мягкие ткани, такие как кончик носа и раковина одного уха, отпали, рот будто оплавленный. Не видно губ, только линия разреза, которую кто-то нарисовал дрожащей рукой. Доктор размышляет о том, видит ли женщина. От одного глаза у нее осталась только глубокая глазница, а второй закрыт тонкой деформированной кожей. Вид пациентки ужасает, ее общее состояние оставляет желать лучшего. Под тонким больничным пледом видно болезненно исхудавшее тело с торчащими костями бедер, колен и плеч. Можно было подумать, что это скелет человека, накрытый простыней, если бы не шум аппаратуры, подключенной к изможденному телу, сигнализирующий, что в этих человеческих мощах все еще теплится жизнь.

– Что вы собирались делать в ее случае? – спрашивает через минуту Карим. – Если ее не подкормить и не укрепить, то работа трансплантологов не пригодится.

– Она в нашем учреждении только неделю, – поясняет Мустафа. – Думаешь, легко поместить сюда кого-то из бедных?

– Наверняка нет.

– Я должен был оформить множество бумаг и убедить весь коллектив, что для нас это идеальный случай, чтобы без проблем учиться трансплантировать.

– Это безобразие! – возмущается Карим. – Ты не говоришь им иногда, что это вина системы, гребаной традиции и воспитания? Кто-то ведь таким способом обошелся с этой женщиной?

– Дорогой, если бы я им что-либо подобное выдал, то уже тут не работал бы, а она умерла бы.

– Что мы о ней знаем? У нее были при себе какие-то документы? Знаем ли мы ее семью, опекуна? Вижу, что раны уже затянулись…

– По порядку. Действительно, случай имел место года три-четыре назад. Тогда она впервые попала в государственную больницу, но была в состоянии коллапса. Никто и не мечтал, что она проживет хотя бы день. Однако и там, а может, именно в таких учреждениях, работают доктора по призванию, поэтому они боролись за ее жизнь, не щадя сил. И она проявила огромную силу воли, желание жить.

– Может, у нее просто сильный организм, – предполагает Карим.

– Возможно. Когда же через полгода ее состояние стабилизировалось, она попала в исправительное учреждение для женщин, – вздыхает Мустафа, сильно разочарованный.

– Прекрасное место для пострадавших представителей слабого пола. Разумеется, мы, саудовские мужчины, заботимся о наших женщинах, – грустно иронизирует Карим.

– Пребывание в ужасных, почти тюремных условиях сменялось нахождением в больнице. К сожалению, глубокие раны не заживали, ей не приобретали предписанные антибиотики и антисептики и, прежде всего, ее не кормили соответствующим образом.

– Это сразу видно.

– Ты не представляешь, что кислота сделала с ее ротовым отверстием. Почти то же самое, что и снаружи. Из-за этого ее необходимо кормить только через трубку, но это вызывает постоянное заражение, или внутривенно, что должны были делать профессионально.

– С состоянием ее здоровья все понятно. А что с семьей? – возмущенно спрашивает Карим. – Она не назвала фамилию? Почему не назвала… Я говорю глупости! – обрывает он сам себя.

– Ну конечно. Скорее всего, как и в большинстве случаев, акт насилия должен был выполнить ее махрам. Что же, она должна информировать его, что все еще жива? Она подписала бы себе смертный приговор: наверняка этот преступник захотел бы довести дело до конца.

– Она была беременна, когда ее привезли в больницу?

– Нет.

– А была ли невинной девушкой? Может, ее изнасиловали?