Арабская весна

Полковник прошел в дом, из тайника достал автомат М4 с подсумками. Оружие нужно было сдавать в оружейную комнату, за офицерами следили, на ночь у оружейки выставляли в караул солдат из самых преданных и фанатичных – но сейчас в Египте оружие можно было купить прямо на базаре. Именно это они сделал.

Упаковав все в спортивную сумку, он пошел на выход. Перед дверью остановился, посмотрел на жену, на проснувшегося от шума сына. Сказал только одно.

– Бегите…

* * *

Маханув через забор, полковник огляделся – улица была темна и пустынна, никого не было. Держась в тени забора – он пошел на восток.

Через несколько минут – внедорожник Ниссан, тот самый остановился у обочины, его окликнули условленными словами. Он подошел, сел в машину.

– Салам, брат.

– Салам. Есть?

Майор Джаннат с победным видом показал глушитель.

– Пробовал?

– Да. Как щелчок кнута, даже тише.

– Плохо…

– Ничего другого нет.

– Хорошо…

Еще несколько лет назад кто-то из них обязательно бы сказал «Аллах с нами». Но теперь – никто и не подумал бы такое сказать… в их среде за такое могли бы без особых разговоров двинуть в морду.

Нельзя сказать, что они не были мусульманами. Нельзя было даже сказать, что они были плохими мусульманами – в конце концов, они делали намазы, когда это было возможно, помогали милостыней-садакой нищим, давали закят, старались не есть харам. В Египте до арабской весны мусульманами было подавляющее большинство населения, были, конечно, и копты, но мусульмане были в большинстве. Но сейчас, когда Египет превратился в Исламский Эмират Египет – мусульман в стране становилось не больше, а меньше. И более того – появились те, кто готов был убивать мусульман только за то, что они мусульмане. Раньше этого не было – а теперь было и вина в этом во всем –лежала на пришедших к власти исламистах.

Потому что когда ислам означает необходимость в нужное время произнести нужные слова, туда то заплатить такую-то сумму на исламскую благотворительность – это одно. Это можно принять. А вот когда ислам означает, что тебя могут избить на улице за то, что ты не носишь бороду, а твою женщину – за то, что не носит чадру, когда твоих детей на улице бьют и шпыняют за то, что они «недостаточно мусульмане» при полной поддержке родителей – «достаточно мусульман», когда тебя в любой момент могут снять с твоей должности полуграмотные фанатики, поставить тебя перед исламским трибуналом и расстрелять по его приговору. Когда стремительно создается исламская милиция, на которую нет никакой управы, которая по факту ненаказуема и в которую набирают жителей нищих пригородов, которые готовы мстить всем этим. Когда каждый, от лейтенанта и до генерала подсознанием понимает, каков будет их конец и что вопрос лишь в том – когда…

Вот тут то и начинаешь задумываться. А нужен ли ислам в Египте вообще? На какой платформе собирать сопротивление. Гамаль Абдель Насер строил коммунизм – и тогда Египет разрабатывал собственные самолеты – а сейчас что? Почему египтяне, за плечами которых древнейшая и самобытнейшая культура фараонов – должны внимать речам каких-то полуграмотных фанатиков – бородачей, которые еще три поколения назад даже обувь себе не могли позволить.

Так и получалось, что патриотический заговор – превращался в заговор антиисламский. Антиисламистский…

Впереди – показалось здание КПП части, знакомое до боли. Раньше оно ярко освещалось – теперь половина лампочек лопнула, и никто не взял себе за труд их заменить. На КПП несли службу солдаты, которые еще не разбежались – а таких было все меньше и меньше. Танковые части – это не авиация, где платят намного лучше, и не пехота, где можно ничего не делать. До сих пор – все держалось на офицерском костяке, который тоже таял. Мулла же, назначенный в часть из Каира – только и занимался, что председательствовал в исламском трибунале, да натравливал солдат на офицеров. Полковник знал об этом – а мулла и подчиненные ему исламские милиционеры – не показывали открыто свое отношение к нему только потому, что полковник и сам заседал в исламском трибунале, проявляя должное усердие. Гнойник ненависти и подозрений давно созрел – и сегодня должен был лопнуть…

В темноте машины – металлом щелкнул предохранитель пистолета…

– Отставить…

Полковник достал из кармана на переднем сидении маленькую бутылку с джином, добытую через знакомого бармена в отеле. Взял немного в рот, прыснул на одежду…

Резко прозвучал сигнал, солдат на воротах вскочил с лежанки, направил на них автомат. Потом – включил фонарь…

Полковник, пошатываясь, вышел из машины…

– Салам, брат! – громко крикнул он.

Горе-стражник опустил автомат.

– Салам, эфенди акид[47]… – неуверенно сказал он. Он знал, что допустил серьезный проступок, заснув на посту и, несмотря на то, что теперь все наказания солдат должен был утверждать мулла, а он не был таким дураком, чтобы утверждать хоть что-то – он понимал, что должен быть наказан. Оттого он чувствовал себя неуверенно перед лицом офицера высокого ранга.

– Открывай дверь что встал! – крикнул полковник без особой злобы в голосе.