Арабская жена

Мужчины обмениваются хмурыми взглядами. Али закуривает сигарету, Ахмед стакан за стаканом пьет холодную воду. Вдруг оба как по команде поднимаются и выходят из гостиной. Из прихожей доносятся их негромкие голоса, какое-то странное причмокивание языком, а напоследок — приглушенный смех. Почему это им так весело?! Вскоре они возвращаются и уже с расслабленным видом занимают свои места.

— Накрываем на стол, пора ужинать, — радостно говорит хозяин, похлопывая себя руками по бедрам.

— Вот и подними свою жопу, что тебе мешает? — грубо обращается к мужу Виолетта. — Или она у тебя приросла к дивану, ведь ты вечно на нем сидишь?!

Это для меня уже слишком! Рассерженная, я выразительно смотрю на Ахмеда. Нужно немедленно уходить, иначе мы станем свидетелями базарной ссоры. К тому же мне хочется плакать.

Как всегда, Ахмед понимает меня без слов. Мы оба встаем, проходим через коридор и покидаем этот «гостеприимный» дом.

— Ахмед, Дорота! — кричит нам вслед Али, и его голос отдается эхом на лестничной клетке. — Вернитесь, простите нас!

— Илля лика![2] — отзывается Ахмед, остановившись на минутку и подняв голову вверх.

Я снова удивленно гляжу на него, но на этот раз даже не хочу знать, что это значит.

— Моя одноклассница устраивает новогоднюю вечеринку. — Мы с Ахмедом, как и прежде, разговариваем по телефону, с той лишь разницей, что я лежу на кровати в своей комнате — теперь у меня есть мобилка, которую Ахмед купил мне на День святого Николая.

— И что ты хочешь этим сказать? — недовольно интересуется он.

— Тебе не хочется пойти туда со мной? — спрашиваю я, удивленная его реакцией.

— Чтобы получилось так же, как у Али? На этот раз твои друзья могут меня поколотить за то, что я отбираю у них такую девчонку.

Не знаю, комплимент ли это, но тон Ахмеда меня не радует. После похода к Али и Виолетте наши с ним отношения стали прохладнее. Мы и видимся реже — ведь теперь Ахмеду негде останавливаться и всякий раз приходится снимать номер в отеле. Частные квартиры — не выход: во-первых, там отвратительные условия, во-вторых, местные жители отказываются сдавать комнату любому арабу, даже самому смирному и спокойному. Словом, мы оказались в патовой ситуации.

— Может, приедешь ко мне в Познань? — после паузы предлагает Ахмед. — Город большой, люди с более открытым мышлением. В университете планируется новогодний бал. Все будет изысканно, без драк и оскорблений.

— Я бы хотела, но как сказать об этом маме? Боюсь, она меня не поймет.

— Почему?

— Она со мной строга. Не разрешает мне ездить, куда я захочу и с кем захочу. Хоть я уже и совершеннолетняя.

— Может быть, ты меня ей представишь? — робко спрашивает он. — Если не стесняешься…

— Чего же мне стесняться? — От радостного возбуждения мое сердце бьется сильнее. — Ты ведь не горбатый, не хромой…

— Но я араб, а это для многих из вас еще хуже, — холодно произносит Ахмед.

— Прочь предрассудки.

— Если, как ты говоришь, твоя мама привержена традициям, ты можешь с ней серьезно повздорить, даже если просто пригласишь меня домой.

Разумеется, он не ошибся.

— Наконец-то ты любезно сообщаешь мне, что у тебя кто-то есть! — повышает голос мать. — Весь город уже болтает, что ты шляешься с каким-то черномазым!

— Ты преувеличиваешь, мама! Неужто людям больше нечего делать, кроме как сплетничать обо мне? — Я стараюсь быть рассудительной, зная, что, если полезу на рожон, это ничего не даст. Мне нужно сохранять спокойствие, чтобы не позволить спровоцировать себя на конфликт.

— И кого же ты хочешь привести в мой дом? Цыгана? — роняет первую колкость она.

— Ахмед — араб.

— Что?! — Не успела я закончить предложение, а мать уже вскинулась как ошпаренная. — Араб! Грязнуля! Террорист! — Она театрально хватается за голову.

— Я и не знала, что ты расистка. От этого один шаг до фашизма.

— Ты, соплячка, обзываешь меня гитлеровкой?! — Раскрасневшись от злости, она дает мне пощечину.

К этому я была не готова.

— Не хочешь с ним знакомиться — и не надо! — кричу я со слезами на глазах. — Но я и дальше буду с ним встречаться. — Я поворачиваюсь к ней спиной и пытаюсь взять себя в руки.

— Я тебе запрещаю! Или… прочь из моего дома!

— Ты меня выгоняешь?!

— Или — или! У тебя есть выбор!

— Должна тебе сказать, что эта квартира не только твоя, но и моя. Отец купил ее не одной тебе. Если тебе что-то не нравится, съезжай! Я уже, слава богу, совершеннолетняя. Подавай на меня в суд или вызывай судебного исполнителя.

Я разворачиваюсь и почти бегу в свою комнату. Не хочу, чтобы она видела, как я плачу; не хочу, чтобы она получила от этого удовлетворение. Такого от своей матери я не ожидала. Ахмед был прав.

— Я приеду к тебе на Новый год. Собственно, могу приехать и на несколько дней раньше, ведь каникулы уже начались, — говорю я дрожащим голосом в трубку.

— Ничего не вышло, да? — Он слышит меня и не нуждается в уточнениях.

— Как ты и предполагал.

— Тогда, может быть, мне приехать в эти выходные? Сделаем твоей маме сюрприз, — говорит он полушутя. — Я попытаюсь сразить ее своим личным обаянием.

Мы оба смеемся, хоть и предчувствуем: будет нелегко.