Арабские сны

Я задумалась и не заметила, как скрипнула дверь покоев Дэрьи Хатун. Неожиданно надо мной склонилось озабоченное лицо Арзу-калфы, которая нежно взяла меня за подбородок и, цокая языком, покачала головой.

— Ай-ай-ай, Рамаль Хатун! Что я вижу? Что еще за слезы? И почему ты еще здесь?

Я подняла на нее мокрые глаза и, всхлипнув, утерла ладонью покрасневший нос.

— Все пропало, Арзу-калфа, — прошептала я, — она теперь почти что член семьи, а я кто? Очередная игрушка падишаха. Валиде права — не я первая, не я последняя. Сегодня он хочет меня, завтра — Фатьму, послезавтра — еще кого, а я окажусь на свалке.

Калфа снисходительно улыбнулась и погладила меня по голове.

— Вот же глупая, и все вам втолковывать надо. Во-первых, падишах ждет тебя сегодня ночью. Тебя, а не Дэрью Хатун и не Фатьму! Во-вторых, родиться может и девочка, — а значит, никакого влияния на падишаха у нее не прибавится, — Арзу-калфа говорила и загибала пальцы. — В-третьих, кто тебе мешает родить ему сына? Довольно слезы лить, натягивай давай на лицо улыбку и неси ему благую весть. Не серди его своим опечаленным лицом, не веди себя, как разъяренная от ревности львица! Удиви лаской, обворожи нежностью, покори задором и счастливым смехом! Твоя сила — в хитрости, уме, красоте! Вставай!

Арзу-калфа закончила меня увещевать и потянула за локоть вверх. Я нехотя встала, утирая слезы.

— Но ведь она обо всем догадалась, мне теперь не жить! — возразила я, памятуя о страшном, полном ненависти и презрения взгляде фаворитки.

— Она теперь по правилам будет жить! Где скажут — там и гулять, что скажут — то и есть. Ей не до тебя будет, уж поверь.

Я сильно сомневалась, что эта рыжая фурия так запросто забудет все былое, но все же решила больше не спорить. Поправив одежду и прическу, я решительно направилась к падишаху.

Пропуская мимо ушей едкие шуточки джарийе, не обращая внимания на их косые взгляды, я гордой походкой прошла сквозь общий зал.

Постепенно предвкушение встречи с любимым, пусть и по такому поводу, заполнило все мои мысли. Я прокручивала в памяти слова Арзу-калфы и успокаивалась. Она права — эмоциям в гареме не место. Здесь нужны хитрый изворотливый ум и трезвый расчет. А чувства и страсти я приберегу для его покоев.

Добравшись до знакомых дверей, я расплылась в счастливой улыбке и важным тоном заявила охранникам-истуканам, которые стояли как мертвые, скрестив копья перед входом и не шевелясь:

— Доложите повелителю, что пришла Рамаль Хатун с благой вестью! Радость в гареме! Валиде прислала меня сказать, что его наложница Дэрья Хатун ждет ребенка!

Один из телохранителей кивнул головой и скрылся за дверью. Я зажмурилась и набрала в легкие побольше воздуха, готовясь встретить падишаха самой искренней из всех притворных улыбок, на которые я была способна.

Спустя мгновение обе двери распахнулись, и ко мне навстречу шагнул мужчина, от одного взгляда которого у меня начинали радостно дрожать колени, а в животе проснулись озорные бабочки.

— Что такое, Рамаль Хатун? Уж не врет ли мне мой верный страж? Правду ли ты говоришь? — он улыбнулся и широким жестом развел руки в стороны, отчего края его бархатного, черного с золотой вышивкой кафтана распахнулись, как два крыла.

— Дэрья Хатун беременна, повелитель! Это правда! — сказала я, улыбаясь во все тридцать два зуба, хотя на душе скребли кошки. — Такая радость!

Он расплылся в улыбке и неожиданно притянул меня к себе, заключив в крепкие объятия мое трепещущее от противоречивых чувств тело. Мне одновременно хотелось дать ему коленом в пах, ибо, несмотря на все мое напускное равнодушие, меня сжигали ревность и злоба, и утащить его обратно в покои, закрыться и заняться любовью.

— Ты принесла мне счастливую весть, Рамаль Хатун! Проси чего хочешь!

Повелитель отстранился от меня и выжидающе посмотрел в глаза.

— Чего может желать ваша покорная рабыня, сердце и разум которой принадлежат вам? Ваши желания — это мои желания, повелитель! Я желаю того же, чего и вы, — здоровья будущему наследнику!

Я чуть не подавилась собственными словами и поспешно опустила голову, опасаясь гневного выражения на своем лице.

— Иншааллах, Рамаль Хатун! Иншааллах! — засмеялся он, целуя меня в лоб. — Но раз уж так — то я желаю видеть тебя сегодня ночью!

И, оставив меня стоять перед открытыми дверьми своих покоев, он быстро развернулся и направился в гарем.

ГЛАВА 20

С трудом переставляя ноги, я плелась обратно и размышляла о той стратегии поведения, которую мне нужно выбрать, чтобы оставить всех недоброжелателей с носом. Ясно было одно — истерики, приступы ревности и традиционные сцены из привычной мне жизни с криками «да как ты мог?!» или «и этому козлу я посвятила лучшие годы своей жизни!» здесь не прокатят.

Но как урезонить свою беснующуюся гордость? Как обвести вокруг пальца чувство собственного достоинства и при этом не стать самой себе противной? Как закрыть рот, из которого рвутся обвинительные речи и обидные слова?

Задумавшись над этими вопросами, я не сразу уловила быстрый топот шагов, несущийся мне навстречу.