Арабские сны

— Встань, Рамаль! Я понимаю твои страхи и не хочу, чтобы хотя бы одно облачко омрачало твой светлый лик. Завтра утром я распоряжусь, чтобы у твоих дверей поставили дежурить двоих баши. Ничего не бойся!

Облегченно выдохнув, я мысленно послала сигналы благодарности во вселенную.

Я медленно встала и, не отводя взгляда от его бездонных синих глаз, совершенно бесстыдным образом обвила руками его за шею и сама прилипла к его губам страстным поцелуем.

Джахан с жаром ответил на мои ласки. Его язык проник в мой рот и слился в единое целое с моим языком. Он щекотал мое нёбо и десны, облизывал и покусывал губы, больно сжимал ладонями мои ягодицы. Я начала терять контроль и, забыв, что на мне длинный средневековый наряд, запрыгнула на него, обхватив ногами его бедра. Дорогое платье затрещало по швам, но мне было все равно.

Джахан зарычал, еще сильнее прижал мое трепещущее тело к своему горячему торсу и стремительно отнес меня на кровать.

Каждая моя клеточка пульсировала в предвкушении его прикосновений. Падишах улыбнулся мне немного зловещей, немного загадочной улыбкой, полной власти и дикого желания, и я прикрыла глаза, полностью доверившись ему.

Легкий ветерок, вызванный сброшенной им одеждой, прошелся по моей коже, заставляя умирать от нетерпения. Я вздрагивала от каждого шороха, терзаемая ожиданием. Все мои чувства обострились до предела. Я была похожа на цистерну с бензином, которая готова взорваться от одного только касания руки или воздушного поцелуя в кончик носа.

Наконец его широкая теплая ладонь накрыла мою вздымающуюся грудь. Он нежно сжал ее, пробираясь большим пальцем сквозь ткань платья к розовому вытянувшемуся соску.

Я выгнулась навстречу ему, всем своим существом желая ощутить тепло его мощного упрямого тела.

Когда его влажные губы втянули в себя мой сосок, я застонала. Этот стон заставил мужчину еще сильнее впиться губами в чувствительный ореол в самом центре моей груди, в то время как его обезумевшие от страсти руки уже подняли до талии юбку и ласкали мои ноги и бедра.

Он с силой надавил коленом на мои ноги, заставляя их раздвинуться навстречу его эрегированному члену, и резко вошел в мое истекающее влагой лоно.

Его зубы слегка прижали мой сосок, оттягивая его и заставляя меня кричать, как первобытную самку, не знающую стыда.

Это было похоже на стремительную схватку, главным призом в которой было удовольствие — ни с чем не сравнимая волна экстаза, от которой шевелились волоски на теле и немели пальцы ног.

Он кончил первым, и еще несколько раз дернулся во мне, большим пальцем руки надавливая на пульсирующий клитор и заставляя меня парить над собственным телом от оргазма.

Я притянула его к себе и нежно поцеловала во влажную от пота шею.

— Ты мой, Джахан… — прошептала я, облизывая соль со своих распухших губ, — ты навсегда потерялся в моих песках.

Он усмехнулся, наклонился к моему уху и сказал:

— Не забывай, что твои пески находятся в моем государстве, Рамаль. Твоя пустыня принадлежит мне.

ГЛАВА 24

Отправив в рот пятый по счету кусок пахлавы с орехами, я бросила стыдливый взгляд на террасу, где на низком и узком кованом диване, обитом красным бархатом, сидел падишах. Его широкие сильные руки лежали на спинке, как два черных крыла. Легкий ветер заносил внутрь запах его духов — волнующая смесь мускуса, цитрусовых и сандала.

Я никак не могла понять причину своего зверского утреннего аппетита. Умяв тарелку творога с медом и инжиром, я в одиночку слопала еще и почти всю тарелку пахлавы, но мой озверевший желудок требовал продолжения банкета.

Вытерев липкие от меда руки о льняное чистое полотенце, я усилием воли заставила себя встать с удобной широкой подушки и отойти на пару шагов от стола.

Великолепное платье — подарок повелителя — было порвано в нескольких местах, поэтому я дожидалась, когда мне принесут приличную одежду, чтобы вернуться в гарем.

В дверь постучали, и я, решив, что это как раз долгожданный наряд, сорвалась с места и открыла ее.

Передо мной стоял Первиз-бей — настолько серьезный и сосредоточенный, словно он повторял в уме таблицу умножения.

Я даже не сразу вспомнила, что стою перед ним в порванном платье, из-под которого выглядывают мои голые ноги. В эту минуту мне показалось, что подобное выражение лица говорит только об одном — Зейнаб-калфа успела все рассказать валиде или Дэрье Хатун, и теперь нам втроем придется бежать.

Я в ужасе посмотрела на него, ожидая, когда он начнет говорить. Вместо этого кападжи закрыл глаза рукой и отвернулся.

— Госпожа, простите. Мне нужен повелитель, я не могу на вас смотреть.

Я вздрогнула и покраснела, поспешив спрятаться за шторками балдахина.

— Повелитель, — крикнула я, — пришел Первиз-бей!