Арабские сны

От стыда я забралась с головой под одеяло и затаилась, чувствуя, как горят мои щеки и мочки ушей. Как же быстро место начинает влиять на человека! Еще месяц назад я бы не только не устыдилась своих обнаженных частей тела, открытых взору постороннего мужчины, но и поддразнила бы его. А теперь я сгораю от угрызений совести только потому, что Первиз-бей мельком увидел сквозь разрыв ткани микроскопический кусочек моей белой кожи.

Широкие тяжелые шаги падишаха замерли, по моим внутренним ощущениям, где-то в центре комнаты, и я вся превратилась в слух.

— Что случилось, Первиз-бей? Ты по делу о вчерашней краже? — заговорил Джахан.

— Нет, мой повелитель. Вор пойман и уже казнен, — ответил ему кападжи, а у меня от его ответа сердце сжалось в комок и наотрез отказалось возвращаться к нормальной работе, выдавая перебои один за другим.

Он что, убил Зейнаб-калфу?! Холодок пробежался по моей коже от мыслей о том, что я невольно стала соучастницей убийства человека, пусть и весьма противного и вредного.

Я начала скрежетать зубами, с каждой секундой нервничая все больше и больше. Скорей бы уже оказаться в своей комнате и узнать, что же там произошло.

— Тогда в чем дело? — строго спросил падишах.

— В гареме этой ночью было происшествие. Одна из ваших наложниц получила серьезные травмы.

— Как такое возможно? Она что — упала с лестницы?

— Нет, мой господин. Ее избила Дэрья Хатун.

Мои глаза, привыкшие к темноте под одеялом, сами собой распахнулись до такой степени, что норовили выпасть из орбит. Эта озверевшая от ревности одалиска совсем ума лишилась? И кто попал ей под руку?

— Кто такая? За что? — гневно выкрикнул Джахан, а у меня от звука его голоса зазвенело в ушах.

— Ее служанка — Элена. По ее словам, Дэрья Хатун подслушала ее разговор с подругой, в котором она говорила, что влюблена в вас.

— О аллах! — громко выдохнул падишах, а я высунула нос из-под одеяла, чтобы глянуть одним глазком на происходящее.

Джахан обхватил ладонями голову и начал вышагивать по комнате туда-сюда.

— Пусть за девушкой ухаживают лучшие лекари, — начал он давать распоряжения, резко остановившись возле потухшего камина, — позови ко мне валиде и Наргес Хатун, и вот еще что, — он повернулся к Первиз-бею и грозно поднял вверх указательный палец, — отныне ты отвечаешь за порядок в гареме! Раз хазнедар не справляется, я возлагаю ответственность на тебя!

— Как прикажете, повелитель, — ответил кападжи, склонив послушно голову, — а что с Дарьей Хатун?

— Я сам пойду к ней и поговорю. Можешь идти.

Первиз-бей кивнул и быстро вышел за дверь. Я наконец откинула одеяло и слезла с кровати.

— Джахан, — нежно позвала я его.

Он обернулся ко мне и с грустью посмотрел в мои глаза.

— Ты такая же, Рамаль… — удрученно начал он, и в его глазах вместо грусти появилось усталое разочарование, — все женщины одинаковы! Вы считаете меня своей собственностью, а когда я провожу ночь с другой наложницей — звереете от ревности! Вы брызжете ядом, убивая любовь! Разве может падишах принадлежать одной женщине? Разве может одна женщина удовлетворить меня в любви и дать достойное потомство?

«Сучий ты потрох!» — подумала я про себя, не смея смотреть ему в глаза. Внутри меня все кипело от негодования. Мое сердце отказывалось принимать его право на измену, и мне хотелось кричать, что я тоже буду рвать и метать, если он только посмотрит на другую, но разум заставил меня взять себя в руки. Истерикой и скандалами мне ничего не добиться, и судьба Дэрьи Хатун тому подтверждение.

— Если ты думаешь, что я такая же, что мы все одинаковы, — почему ты проводишь ночи со мной? Почему зовешь меня? Человек не может принадлежать кому бы то ни было, и ты не принадлежишь никому, кроме самого себя и Аллаха. Выбери другую женщину, и я смиренно склоню голову перед твоим решением, Джахан. Любовь, настоящая любовь выше всех земных страстей. Настоящая любовь не требует ничего взамен, кроме как возможности жить под одним небом и дышать одним воздухом. Настоящая любовь дарует счастье лишь тогда, когда счастлив твой любимый. И если любишь искренне и всем сердцем — все, что тебе нужно, это молиться о счастье любимого. Настоящая любовь не знает эгоизма, но молится о возлюбленном. И я молюсь о тебе, Джахан.

Он с удивлением слушал меня, постепенно оттаивая и расслабляя напряженное лицо. Мне же хотелось рыдать от досады. Я делала больно сама себе. Внутри меня кипели настолько противоречивые страсти, что мне стало страшно — смогу ли я удержаться от греха, если он и правда проведет ночь с другой? Насколько сильна моя любовь? И верю ли я сама себе, говоря, что он не моя собственность?

Он подошел ко мне, обхватил ладонями мое лицо и нежно поцеловал. Я с трудом сдерживала слезы.

— Ты мое сокровище, Рамаль, — томно прошептал он мне на ухо, а я сглотнула тяжелый соленый комок, который встал поперек горла и мешал дышать.

— Только твое, Джахан, — ответила я.

В дверь снова постучали, и на этот раз слуга, стоящий снаружи, сам открыл ее и сообщил, что мне принесли платье.