И вот дом-дворец Полины, отдых, затем ранний ужин, продлившийся допоздна, в укромном уголке на одной из крыш среди больших горшков с цветами и кустами. Подобные площадки есть на разных уровнях особняка, может быть, это особая конструкция балконов, Маша постеснялась спросить, она старалась поменьше надоедать. А какое дивное небо отсюда, накрывшее звездным куполом особняк и город. Ужин с вином! А разве нечего отпраздновать? Полина настояла выпить немного вина и Маше, подняв бокал так, чтобы в нем заиграло световое пятно от лампы, она заворковала, словно заговор читала:
– Чилийское вино. Смотри, как оно светится, смотри… Густое, терпкое, а какой изумительный бордовый цвет… вне света бокал черный. Пей, не бойся, пару глотков принесут только пользу.
– Я не сплю? Так страшно проснуться…
Маша и в этой милой обстановке спокойствия все еще не могла оторваться от прошлого, не могла насладиться текущим моментом, находилась между верой и неверием. Полина ничего не сказала, только улыбнулась, после со стоном вытянула ноги, устроившись в кресле полулежа, закинула за голову руки и уставилась в небо – черное, как уголь, с мириадами звезд. Она молчала и, почудилось, не дышала. Может, ее тоже накрывает тоска? А все это внешнее величие вместе с удовлетворением наносное? Чтобы отвлечь ее, Маша выжала из себя беспечный тон:
– Никогда не видела на тебе украшений, почему? Одежду носишь богатую и арабскую, кстати, она тебе потрясающе идет, а из украшений только скромные сережки.
– Я равнодушна к ним, но они у меня есть. Ах, какие звезды, таких крупных звезд, больше нигде в мире не видела. Ну, посмотри, посмотри…
– Слышала, что арабские женщины носят все украшения на себе, потому что когда муж произносит слово…
– Талак, – подсказала Полина.
– Угу. Жена обязана сразу уйти в том, что на ней на данный момент, больше ничего не взяв с собой из дома мужа.
– Есть такое, – развеселилась спасительница, переведя взгляд на Машу. – Нет, представь, постоянно носить на себе пару килограмм золота, а то и три! Ходить, сгибаясь от тяжести, и звенеть… звенеть… Ужас!
Она заливисто рассмеялась, так смеются очень довольные, благополучные люди, Маша снова попала в тупик, на автомате обеспокоенно проговорила:
– Ты не боишься, что однажды…
– Не боюсь, успокойся, – Полина поднялась и отошла к бордюру. – Отсюда хорошо виден город, я люблю смотреть на здешние города ночью, они сияют, как звезды над нашей головой. Не переживай, Маша, Ашраф обезопасил меня от всех «однажды». На мой счет он регулярно перечисляет деньги, ими я могу пользоваться, как хочу, ни перед кем не отчитываясь. Он подарил мне дом, думаю, это поместье в Фуджейре тоже подарит.
– Он тебя так любит?
– Конечно. Он любит всех своих жен, а меня особенно.
– Всех? А сколько их у него?
– Я третья и последняя. Но не в этом дело. Его две жены подарили ему только по одной дочери, а я двоих сыновей. Для арабского мужчины, тем более такого уважаемого и состоятельного, сыновья – дар небес, продолжение рода, ведь Ашраф немолод. Когда он узнал, что родится мальчик, сразу женился на мне, чтобы никогда и никто не посмел оспаривать положение сына, да и меня обезопасил. Случись что с ним, меня могли растерзать в прямом смысле за внебрачные отношения, уж его жены постарались бы отыграться на мне.
– У тебя есть дети! – оживилась Маша. – Боже мой! Какое это счастье! Почему о них ничего не говорила, не показывала? Какие они?
– Любые волнения, даже радостные, тебе были противопоказаны, да и сейчас не увлекайся эмоциями, пока не окрепнешь. Мои мальчики живут в Бахрейне с воспитателем, он их учит всему, заботится о них, а я регулярно навещаю, Ашраф тоже. Как только у него выдается время, он проводит его с сыновьями. Ладно, хвастать так хвастать, смотри, вот они. Старшему девять, младшему семь. Смотри…
Оказывается, еще одно украшение висело на шее Полины, скрытое платьем, – ничем не примечательный кулон овальной формы, который она сняла, раскрыла и отдала Маше, та справедливо ахнула:
– Какие красивые! Они мусульмане?
– Конечно.
– А ты?
– Я при своем православии. Ашраф считает, что веру человек получает вместе с родителями, поэтому не настаивал на переходе в мусульманство, хотя тогда для меня это было не принципиальным, это сейчас я согласна с ним. К тому же здесь не возбраняется брать в жены христианку, но если что – судить меня будут по законам шариата.
Полина присела на бордюр и смотрела на Машу с улыбкой, наклонив голову набок, копна волнистых волос свисала ниже бордюра – это надо видеть.
– Полинка, какая ты красивая! – вымолвила Маша.
– Я знаю. Это и спасло меня – красота, фигура не худая и не жирная, белая кожа, волосы, как говорит Ашраф – цвета солнца, и особенно глаза…
– Да, глаза у тебя необыкновенной красоты, неестественно яркие.
– А это генетический сбой! Дефект! Заболевание! – снова рассмеялась Полина по непонятной причине для Маши. – Кто бы мог подумать, что меня спасет дефект.
– Ну, знаешь, всем бы такой дефект.
– А помнишь Катюшку? У нее глазищи еще красивей, уникальней, цвет ее глаз реже встречается, чем мой. Мы обе с дефектом!