В былые времена, отлучаясь ненадолго из лавки, торговец дверь на ключ не запирал, а лишь опускал над ней простенький занавес, чаще всего — кусок вышедшей из употребления рыболовной сети. И мог быть абсолютно уверенным в том, что на переполненном людьми базаре никто в «закрытые» двери его лавки даже не сунется.
Человек, оказывавшийся на рынке, делились своими наблюдениями путешественники, шел вначале туда, где располагались лавки-мастерские парфюмеров и ювелиров. Притом делал это непроизвольно. Влекли его в их сторону запахи духов и благовоний. И уже оттуда, «порадовав глаза» изящными ювелирными изделиями, и «покрыв одежды ароматами благовоний», отправлялся в те места, где торговали нужными ему товарами.
Исследователи-открыватели «Острова арабов», посещавшие рынки Аравии, обращали внимание на сумки и обувь аравитянок. У любой из женщин имелась тогда в руках небольшая сумка-корзинка, искусно сплетенная из листьев пальмовых деревьев, покрытая изнутри битумом, а на ногах — сандалии, состоявшие, порой, только из деревянной дощечки-подошвы, искусно подогнанной под ногу, и прихваченной к ней кожаным ремешком. Наружная простота обуви имела, вместе с тем, практический смысл — оберегала ступни ног женщины от раскаленных солнцем «песчаных мостовых».
Рынки в городах, что интересно, как и сами города, окружали мощные высокие стены. С внутренней стороны они были сплошь усыпаны нишами-лавками, без дверей, но с широченными окнами, через которые проходивший мимо горожанин без труда мог рассмотреть выставленные в них товары. С внешней стороны, в верхней их части, находились бойницы для лучников. На ночь ворота в оградительных стенах рынков, где такие имелись, затворяли. Сами же лавки с товарами стерегли хорошо натренированные собаки. Человека, тайком проникавшего ночью на рынок, они рвали на части. С призывом
На рынках трудились цирюльники, «живые газеты Аравии», как о них в шутку отзывались негоцианты-европейцы. И вот почему. К каждому своему клиенту цирюльник подходил как к возможному источнику свежих новостей. Собираемые и пересказываемые им новости, переходя из уст в уста, быстро распространялись по городу. Чужеземцев, что интересно, рыночные стригуны обслуживали бесплатно. Просили лишь взамен, чтобы чужестранец поделился с ними тем, что видел и слышал в местах, где бывал по пути в их город (7).
Только в старых кварталах древних городов-торжищ Аравии можно увидеть сегодня, опять-таки вблизи рынков, сохранившиеся кое-где популярные некогда среди горожан общественные бани (
Особое отношение у аравийцев, притом повсюду, и в городах, и в селах, к журавлю и к аисту. В Аравии до сих пор бытует поверье, что журавль и аист — это принявшие их облик души переселившихся в Рай добрых людей. В сезон миграции этих птиц они, дескать, прилетают вместе с ними на «Остров арабов», чтобы, обернувшись на время в людей, пожить среди них и согнать грусть-тоску по родным землям. Посягать на аистов и журавлей, «почтальонов добрых вестей и хороших предзнаменований в семейной жизни», как их называют арабы Аравии, нельзя. Поэтому журавлей и аистов, умирающих во дворах жилищ, коренные аравийцы обязательно хоронят, и непременно под кронами деревьев.
Реакция арабов Аравии на ворона — прямо противоположная. Появление ворона при выходе из дома до сих пор воспринимается аравийцами как знак грядущего бедствия и разлуки. По одной из легенд, первой птицей, которую Нух (Ной) выпустил с ковчега, чтобы она осмотрелась вокруг на предмет обнаружения суши, был не голубь, а ворон. Так вот, покинув ковчег, он на него не вернулся. С тех пор арабы Аравии, ведущие свое начало от Сима, сына Ноя, считают ворона «недобрым предвестником»; с ним в племенах «Острова арабов» связывают предзнаменования о «скитальчестве и долгом расставании с родными землями».
Помимо широко известных в Древнем мире аравийских властительниц и владычиц, таких, как царица Савская, предания сохранили имена женщин-купчих и судей. Набатейские надписи, обнаруженные археологами, свидетельствуют, что в Северной Аравии во времена