Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре

Самым известным в Аравии местом, где проходили поединки златоустов, то есть ораторов и поэтов, и куда, чтобы послушать их выступления, стекались люди со всех концов полуострова, считался уже упоминавшийся выше рынок в ’Указе. Так вот, большим спросом на нем пользовались также астрологи, сказатели легенд и преданий племен, исполнители песен, гадалки-вещуньи и толкователи снов. Ибн Исхак (704–767), первый описатель жизни и деяний Пророка Мухаммада, отмечал, что вначале Посланник Аллаха относился к поэтам резко отрицательно, так как их сатирические памфлеты и едкие эпиграммы на мусульман негативно отражались на результатах пророческой деятельности Мухаммада. Поэтому-то в одной из сур Корана и (26:224) говорится о том, что за поэтами «следуют заблудшие», те, кто сбивается с пути праведного, то есть богоугодного. Согласно одному из преданий, Пророк будто бы сказал однажды, что если живот человека набит гнильем, так это для него, дескать, во сто крат лучше, чем голова наполненная поэзией. Когда же поэты начали переходить в ислам, сообщают Ибн Исхак (704–767) и Ибн Хишам (ум. 833), авторитетные биографы Пророка, то сердце Посланника Аллаха в отношении них смягчилось. Тогда-то Мухаммад и произнес фразу, сделавшуюся впоследствии в племенах Аравии крылатой. «Поэзия, — молвил Пророк, — это склад ума; если он хорош, то хорош, а если же плох, то плох» (17).

Следует сказать, что муаллаки, то есть лучшие из поэтических произведений Древней Аравии, удостоенные чести быть вывешенными на Каабе, написаны поэтами-бедуинами, «витязями песков»; иными словами, не горожанами, а кочевниками. Будь то, к примеру, любовная лирика ’Антары, посвященная его девушке Абле, или героическая поэзия Шанфары, все эти творения, как и стихи других столпов древней арабской поэзии, отличала чистота арабского языка и удивительная яркость и утонченность слова. Не случайно, думается, придворные поэты время от времени покидали дворцы правителей и выезжали в племена, чтобы «пропитаться» сохраненным бедуинами, по их глубокому убеждению, чистым и образным языком предков, богатым и выразительным.

Почитанием и уважением в Древней Аравии пользовались не только поэты, но и хранители-чтецы стихов (равии). Жизнь свою они проводили в странствиях. Рассказывают, что халиф ал-Валид (705–715) как-то спросил одного из них, Хамада, сколько произведений арабских поэтов он знает наизусть. Сто касид (поэм) на каждую букву алфавита, не считая небольших стихов и песен из языческих времен, и столько же из времен ислама, ответил Хамад. Когда же «подвергся испытанию», то будто бы прочел 2900 касид, за что получил в награду 100 тыс. дирхамов.

Мудрость древних. Мудрость арабов Древней Аравии хорошо отражается в их пословицах и поговорках, широко используемых аравийцами и в наше время. «Не руби голову языком», — скажет торговец сыну, натаскивая его своему ремеслу. Помни, что «язык глупца — причина его разорения». Прежде чем что-то молвить, поучает араб своего отпрыска, стоит хорошо подумать. Ведь «плод торопливости, в делах и словах, — это сожаление и раскаяние». «Поспешность, — добавит он, — это от дьявола, а вот осмотрительность — от Бога». Человеку надлежит быть осмотрительным, всегда и везде; особенно в разговорах с «людьми силы и власти». «Тот, кто, не думая, говорит им всю правду, может потерять голову», — так утверждает народная мудрость.

«Бедность — мать хитрости и находчивости, — вспомнит араб по случаю присказку предков, — а вот богатство и сытость — спутники лености и дремоты ума». Развивая эту мысль, подкрепит ее словами о том, что «бедность — не порок», поскольку заставляет человека думать и находить пути-выходы; изыскивать способы для того, как прокормить семью.

«Когда судья — жестокий, то и атмосфера вокруг него — гнетущая», — поделится араб с сыном, собирающимся обзавестись семьей, крылатым выражением предков. В семье, будучи в ней главой и судьей, подчеркнет он, вести себя надо справедливо и великодушно; руководствоваться при принятии того или иного решения следует не только умом, но и сердцем.

«Человек этот — как Кааба, — отзовется аравиец о соплеменнике родовитом и мудром; — за советом ни к кому не ходит, все приходят за тем же к нему». «Слова его — слаще фиников, — тихо промолвит араб Аравии, указывая глазами сыну на проходящего мимо скупого торговца, — но вот руки тяжелы, как посох великана». И процитирует к месту слова великого поэта Тарафы о том, что «могильные холмы скупца и сквалыги, весельчака и нелюдима одинаковы: все их покрывает груда камней».

«Счастливые дни гроздьями не валятся», — заявит поутру бедуин своим домочадцам. Поэтому «день, как учили предки, нужно начинать с улыбки, а закат встречать с друзьями, за чашечкой кофе».

«Счастлив тот мужчина, кто наверняка знает, кто ему враг, а кто — друг, — повторит отец в разговоре с сыном поговорку арабов Аравии, — ибо лукавый друг — скрытый враг».