Успехи кадета Аракчеева в усвоении преподававшихся в корпусе наук были столь впечатляющи, что он досрочно — уже через семь месяцев после начала учебы — был переведен в более высокий класс. 9 февраля 1784 года его произвели в капралы. 21 апреля того же года он получил звание фурьера, а через пять месяцев, 27 сентября, стал сержантом. В августе 1786 года за успехи в учебе Алексей Аракчеев был награжден серебряной, позолоченной медалью, которая носилась в петлице на позолоченной цепочке.
Не имея возможности задобрить офицеров-воспитателей подарками, Алексей сумел завоевать их благорасположение усердием в учебе, безропотным послушанием и редкой исполнительностью. Дело дошло до того, что кадету Аракчееву стали поручать следить за порядком в корпусе, контролировать то, как другие кадеты вытверживают уроки, и даже проводить дополнительные занятия с нерадивыми учениками. Офицеры-воспитатели проживали тогда вместе с кадетами и, конечно, строго отвечали перед начальством за плохую учебу своих воспитанников, за разные их проделки, в особенности за порчу ими стен, мебели, одежды. Строгий надзиратель и настойчивый репетитор из среды самих кадетов был для офицеров в этих условиях сущей находкой. Оттого и не скупились они на похвалы ему и при каждом случае старались как-то его поощрить.
А товарищей Алексея эти сыпавшиеся на него со стороны преподавателей похвалы и поощрения только раздражали и злили. Но еще более досаждал кадетам Аракчеев своей требовательностью на занятиях, которые проводил с ними. «Избалованные нерадением своих наставников, не привыкшие к серьезным занятиям кадеты ненавидели этого человека, который первый потребовал от них добросовестного труда и оказывался немилосердным к лени и праздности», — рассказывал о пребывании Аракчеева в кадетском корпусе В. А. Сухово-Кобылин, отец знаменитого русского писателя А. В. Сухово-Кобылина. Василий Александрович начинал свою службу в гвардейском артиллерийском батальоне, а в 1803 году был переведен в полевую артиллерию. Он был лет на десять моложе Аракчеева и не учился с ним в кадетском корпусе, но знал и его самого, и многих его сотоварищей по учебе.
Справедливости ради надо сказать, что и сам кадет Аракчеев, оказавшись у офицеров в фаворе, стал пользоваться этим своим положением для отмщения обид. И, как нередко это бывает, в мести своей причинял зло чаще не прямым своим обидчикам, а всем, кому мог. Упоминавшийся уже нами однокашник Аракчеева генерал Д. свой рассказ о том, как били кадеты будущего генерала, закончил замечанием, что тот «со всеми обходился неприязненно, и когда его сделали старшим, то он сам, в свою очередь, стал бить всех». Другой современник Аракчеева, также близко знавший его по кадетскому корпусу, отзывался о нем еще резче: «Аракчеев был сержантом в корпусе и отличался как своими успехами в науках, так в особенности своею ретивостью ко всем военным порядкам. Действительно, он замечателен своими способностями, познаниями и усердием; но он нестерпимого зверства, которое он уже выказывал над кадетами».
Однажды дело дошло до того, что на Аракчеева было совершено настоящее покушение. В классную комнату, в которой Алексей проводил занятия с нерадивыми учениками, необходимо было подниматься по узкой лестнице. Этим обстоятельством и решили воспользоваться те, кому он слишком досаждал своей требовательностью. Подняли на огороженную решеткой площадку перед входом в класс тяжелый камень, и как только внизу на лестнице показался Аракчеев, сбросили камень ему на голову. Алексея ждала неминуемая гибель, но в то мгновение, когда камень только отделился от площадки, он сделал шаг назад, чтобы поднять платок, который нечаянно уронил на пол, вынимая из кармана. Удар камня пришелся на ступеньку впереди него.
Чем более враждебными становились взаимоотношения Алексея Аракчеева со своими товарищами-кадетами, тем теснее сближался он с преподавателями и начальством. П. И. Мелиссино на какое-то время, вероятно, забыл того странного мальчика, который в первую половину 1783 года каждое утро на протяжении целых шести месяцев топтался вместе со своим отцом на его директорской лестнице. Во всяком случае, в первое время пребывания Алексея в корпусе он не проявлял к нему никакого интереса. Лишь года два спустя, встретив его на прогулке в корпусном саду в мундире унтер-офицера, Петр Иванович взглянул на него с любопытством и, не сдержав удивления, выдохнул: «Как скоро!»