Арахна(Большая книга рассказов о пауках)

Все это я мог терпеть и до смерти, однако Бленхейм встал между мною и девушкой, которую я любил и видел своей будущей женой. Тогда я восстал. В печали и отчаянии я однажды публично набросился на него с осуждением. Он только презрительно улыбался, а красавица Маргарет, эта изменница, цеплялась за его руку и глядела на меня с холодным пренебрежением.

Бленхейм исполнил свои угрозы. Через несколько дней он предоставил компрометирующие документы и другие бумаги, подписанные мной. Меня обвинили, но он ловко избежал возможного преследования по всем сомнительным и незаконным пунктам. Я был обречен.

В результате меня судили, признали виновным и на пять лет отправили в тюрьму за мошенничество. Я вышел со сломленным здоровьем, озлобленный, но полный решимости отомстить за себя. Я поклялся найти Бленхейма, если он еще жив, и заставить его открыто признать свою вину и мою невиновность. Здесь позволю себе заметить, что мои замыслы, хотя и полные горечи, не приняли еще того ужасного направления, к какому склонились впоследствии, и строго ограничивались упомянутым планом.

В течение пяти лет моего заключения жестокое и алчное лицо Бленхейма преследовало меня; во сне и наяву я видел его отталкивающую, тучную и расплывшуюся физиономию. Именно из-за него я утратил репутацию, уважение и всякую надежду восстановить свою прежнюю жизнь. Мое имя было навсегда запятнано, стало предметом отвращения и насмешек. С профессиональной точки зрения, я стал никем; всякое чувство собственного достоинства исчезло, а моя любовь была попрана врагом. Я буквально сходил с ума и часто удивляюсь тому, что не задумал в те дни нечто более жестокое.

Когда я снова увиделся с Бленхеймом (его оказалось нетрудно найти, так как имя его было широко известно), он жил в роскоши, окруженный всеми вещественными доказательствами уважения общества и благосклонности судьбы, что когда-то были моими. Маргарет, его жена, растила детей, но теперь была похожа на увядшую розу — жалкое подобие былой красоты.

Несмотря на протесты служащих, я прорвался в личное святилище Бленхейма и молча стал в дверях, наблюдая за ним. Он не изменился; все такой же хитрый, изворотливый, как всегда, только волосы слегка отливали серебром.

— Ну? — коротко спросил он, оборачиваясь и поглядывая на мою жалкую фигуру.

Я подошел ближе.

— Ты не узнаешь меня, Бленхейм?

Несколько секунд он пристально смотрел мне в глаза, а потом я увидел, как он вздрогнул и побледнел.

— Паскаль!

— Да, — мрачно повторил я, — Паскаль.

Затем я предупредил его, пообещал, что отомщу за все зло, которое он мне причинил. Лучше ему наслаждаться своим богатством, пока можно, добавил я и вышел, оставив его несколько потрясенным и испуганным. Но я уверен, что свойственная Бленхейму дерзость и привычка сносить удары вскоре привели его в чувство; думаю, он вскоре забыл обо мне, по крайней мере на время.

В ту ночь, погруженный в видения и планы мести, я лег в постель, видя перед собой, как обычно, издевательское лицо старого партнера; но заснуть я не мог и начал в сильном волнении расхаживать по комнате. Наконец, утомившись, я устало опустился в кресло; чувства постепенно изменяли мне, комната и сам я в ней казались нереальными, словно я видел все издалека, и странный туман заволакивал мой разум. Я сонно опустил голову, мои веки мои тяжело опустились и сомкнулись; и в этом погружении в бессознательное состояние меня сопровождало единственное яркое, незабываемое видение — лицо Луиса Бленхейма.

Мне снился сон.