Арахно. В коконе смерти

В новой постановке роль жертвы досталась мальчику предопределенного возраста по имени Антон, роль спасителя получил безымянный паучок, главным же злодеем стал поразивший Антона микроб «каривализма» — напасти пострашнее дизентерии и сальмонеллеза. Тот из читателей, рассуждал Толик, кто заметит связь между странным заболеванием и старым советским фильмом про Карика, Валю и их необычайные приключения, тот и молодец. А кто не молодец, того амбициозный автор готов собственноручно ткнуть носом в явное созвучие имен, а заодно объяснить раз и навсегда, чем аллюзия отличается от заимствования.

Нетрудно догадаться, что пораженный недугом Антон начал катастрофически уменьшаться в размерах, и не остановился до тех пор, пока не сравнялся ростом с самим микробом. В первой же батальной сцене, коих всего в рассказе насчитывается четыре, мальчик по-свойски расправился с обидчиком, несмотря на всю вирулентность и патогенность последнего. При этом открытым остался вопрос: каким же образом микробу удалось заразить мальчика и в то же время самому остаться как бы ни при чем, выражаясь конкретнее, вне детского организма? За ногу он его укусил, что ли? «А, не заметят! — подумал Толик, споткнувшись об этот эпизод при первом вычитывании. — Я им дальше такую пиналку-мочилку приготовил, точно не заметят!»

Однако тот же Щукин, например, заметил. И спросил. И, не дожидаясь ответа, буркнул: «Ладно», после чего вернулся к беглому просмотру. С непроницаемым видом просканировал еще несколько злоключений, выпавших на долю «миллимальчика», и концовку, в которой, на счастье Антона, его подбирает добрый подслеповатый паук и берет над ним своеобразное шефство. Паук сплетает для «больного паучонка», каким ему представляется крохотный человечек с его смешными ручками-ножками, гнездышко-колыбельку, всячески его подкармливает, холит, лелеет и ждет не дождется, когда же у малыша отрастут недостающие лапки.

Ну разве не забавно?..

Толик смотрел на невыразительное лицо Щукина и удрученно мотал головой.

Деньги за рассказ он получил. По стандартной таксе, хотя и без округления. Однако коньяком на этот раз его не угостили — может, закончился наконец? — а за стеклами щукинских очков темнело плохо скрываемое разочарование. От комментариев хозяин кабинета воздержался. Он вообще не произнес ни слова после уничижительно брошенного «Ладно».

Дежурившая в этот день Златовласка проводила Толика до самого выхода — естественно, лишь взглядом, в котором читалось сочувствие и пожелание не отчаиваться… Хочется верить! О том, чтобы заговорить с ней после столь головокружительного фиаско, не могло быть и речи.

Буду писать ради нее, в тот же миг решил Толик. Осмеянный и непонятый, наперекор неблагодарному человечеству. Ей, ей одной… Ну, плюс еще двум-трем… миллионам постоянных почитательниц. Из глубинки.

Борясь с ощущением собственной оплеванности, Анатолий покинул заветную приемную и на выходе чудом избежал столкновения с порывистым Валеркой Звездоболом, решительно потянувшим на себя дверь, которую Толик как раз собирался толкнуть.

— О! Привет! Не так, через порог не здороваются! — Анатолий почувствовал, как его за руку выволакивают в коридор. — Чего кислый? Марки всю ночь клеил? Или помер кто? Тогда извини, шутка не удалась!

— Да…

Толик поморгал, пытаясь сосредоточиться на мелькающем и непрерывно тараторящем объекте и, не справившись, обругал себя последними словами. Пора бы уже привыкнуть к звездоболовским закидонам!

Есть люди, про которых говорят, что они экономны в движениях. Есть люди, скупые на слова. Валерка относился к иной категории, щедрой и на то, и на другое. Он налетал на собеседника подобно сорвавшейся в ураган ветряной мельнице и начинал вращать лопастями конечностей, перемалывать информацию жерновами челюстей, обрушивая на беднягу поток вопросов и восклицаний — без единого многоточия! Но больше всего Толика раздражала его манера интимно теребить элементы чужой одежды во время разговора.

— Понимаешь… — Анатолий бессмысленно тянул время, догадываясь, что колоться все равно придется. Надеяться отделаться от Звездобола простой отговоркой также наивно, как пережидать метеоритный дождь под тряпичным зонтиком. — Вобщем…

Валерка на секунду замер, склонив голову немного набок, изображая всем лицом-от встопорщенных длинных ресничек, похожих на ежовые иглы, до едва заметной курносинки на самом кончике носа-глубочайшую заинтересованность. Глубже только в батискафе. Выждал для верности еще пару секунд и затараторил по новой.

— Понимаю. Служебная тайна! Но, может, строго между нами? — И два доверительных шлепка в грудь — шлеп, шлеп. Так дылды-старшеклассники проверяют мелюзгу на предмет наличия мелочи в карманах. — А, что скажешь? Буду нем, как погребальная урна! — Валерка демонстративно прикусил узкий язык и нетерпеливо подергал рукав Толиковой куртки. — Что, тоже Щукин завернул?

— Да нет, почему же? Взял… — услышав ласкающее слух «тоже», Анатолий поймал себя на желании приосаниться, но еще один быстрый «поздравительный» тычок под ребра заставил его согнуться.

— Взял, но не заплатил?