Арап Петра Великого два

выхватил из-за пояса саблю и разрубил сало налету.

Царь крякнул:

-- Важно! А треуголку? -- Он сорвал с Меншикова треуголку и подбросил вверх.

-- И--иых! -- Казак рубанул саблей, но промахнулся. Треуголка приземлилась на

клумбу.

Меншиков было кинулся к ней, но казак опередил. Он подбежал первым и одним

ударом рассек шапку напополам.

-- Молодец, казак! -- похвалил царь.

-- Жаль, рано подкинули, Ваше Величество. Я бы ее навскидку растерзал!

Меншиков насупился:

-- Напрасно вы, мин херц, всякому мужичью над княжеским платьем позволяете

глумиться. Так и до бунта недалеко.

-- Молчи, Алексашка! -- гаркнул царь и повернулся к казаку. -- Скажи мне,

братец, где такие сабли исправные куют?

-- В Дамаске, государь. Мы взапрошлом годе с братвой сирийский караван

отбили. Сидим, енто значить, аккурат, у дороги за кустами. В засаде,

значить, сидим. Салом закусываем. Ан чу -- скачуть по дороге велбрюды,

промеж горбов купцов насажено! Сидят басурманы на мешках с добром, изюм

жруть. Мы с кустов как повыскочим и купцов басурманских с велбрюдов

посымали! Мешки вспороли -- а там сабли!.. Пользуемся таперича.

-- Ишь ты! -- восхитился царь. -- Даром, что басурманы, а сабли делают

искуснее, чем наши. Незазорно бы у них поучиться. Напомни мне, Алексашка,

при случае.

Меншиков щелкнул каблуками и повернулся к казакам:

-- Хорош, мужичье, брехать! Царю некогда! Показывай, чего привезли.

Казаки подошли к телеге и стащили с нее дерюгу. Под дерюгой сидели два

арапчонка лет семи отроду. Они жались друг к другу и стучали зубами от

холода.

-- Прими, государь! Гостинец от верного казацкого сердца. Мы папуасов

словили и порешили всею братвою тебе, твое величество, приподнести.

Слыхали мы, что папуасы нужны по бокам кареты ставить, али трон для

сурьезности окружать.

-- Эка важность! -- вмешался Меншиков. -- Тьфу! Тоже мне невидаль -ефиопы!

Мы ентих ефиопов у греческого царя сто штук видели. Помнишь, мин херц,

ефиопов? Я думал -- слона привезли! А тут -- такие пустяки! Лучше бы слона

добыли... али крокодила! Стоило ли царя из-за такой чепухи отрывать от

делов?!

-- Болтаешь много, дурак! -- осадил Меншикова царь. -- Спасибо, казаки, за

подарок.

-- Рады служить, государь.

-- Чтой-то тошшие арапы, -- Меншиков подошел к телеге. -- Самых, поди,

завалящих прихватили. Очень стыдно такое барахло вокруг трона

устанавливать! Ишь, ребра-то торчат! -- Меншиков ткнул пальцем в живот

одному арапчонку. Негритенок укусил Меншикова зубами за палец. -- Едри

твою! -- вскрикнул Меншиков. -- Арапская морда! Чуть не отгрыз!

Петр Алексеевич захохотал:

-- Вот тебе крокодилы!

-- Енто Занзибал будет, -- пояснили казаки. -- Кусачий, анафема! А тот другой

потише. Ганнибалом звать. За всю дорогу никого, значить, не кусанул.

ГЛАВА 2

ДИПЛОМАТИЯ

Вот так и появились братья арапы Пушкины в Санкт-Петербурге при дворе

русского царя Петра Алексеевича.

Уже вскоре они изъяснялись по-русски и по-французски. Бегло считали до

ста.

Петр Алексеевич души в них не чаял. А князь Меншиков не мог простить

Занзибалу укушенного пальца и ждал удобного случая, чтобы отомстить.

Так однажды пил Меншиков водку с голландским послом.

-- Давай, немец, -- говорит Меншиков, -- за дружбу.

-- Яволь.

-- Кряк! -- Меншиков крякнул. -- Аж слезы... Ты грибком закусывай. Рыжик это.

У вас такое не растет. У нас только. У вас -- одно море. Рыба в нем

плавает. У нас -- лес, там рыжики растут. Договоримся давай -- вы нам из

Амсердаму рыбу, а мы вам -- рыжиков.

-- И-я, и-я.

-- Обмоем?

-- Яволь.

-- Ну как?

-- Зеер гут!

-- Натурлих. Закусывай, синьер... Перед тобой аглицкий посол приезжали

выпить-то не успел, а харей в щи улетел. Нешто ядро. Едва успел его за

волосья из сервиза достать. Понимаешь, что я говорю?

-- Яволь.

-- Яволь-яволь, твою мать! -- Меншиков набрал воздуха и спел. -

Я воль--на--я птица

Степной га--ма--юн!

Меня по ногтям на ногах

У--зна--ют!

Эх! -- и скинул со стола тарелку с рыжиками. -- Приятный ты! Не чета другим.

Обныкновенно пентюхов присылают. Уразуметь не могу -- от чего все послы

придурки?! Никакой дипломатии. Другое дело -- с тобой. Сидим с тобой, как

люди. Наливаю... Та--а--ак, а где рыжики? Ах, едрена палка, я ж их на пол...

Ты куда полез-то? Да плюнь на них! Смотри-кось, пол какой грязный. Лезь

назад... Аккурат перед тобой французский посол наведывался... Или нет...

то гишпанский был... Али генуэзский... А пес их знает! Понаедет сволочи, а

ты запоминай ишо... Приехал один плешивый. Сели за стол. Вытягивает он

посля второй чарки табакерку. Вино занюхал чурбан. Смотрю я на тую

табакерку -- работа фиглигранная, по бокам драгоценных камней налеплено,

посередке -- слон в наморднике, а на энтом слоне голая баба восседает. И до

того искусно, что все у энтой бабы доподлинно видно. Представляешь, Карл?

-- Яволь.

-- Я говорю -- давай, чурбан, меняться. Я тебе карету, а ты мне табакерку...

Не хочет! Я ему толкую -- погоди, толкую, -- ты, наверное, не понял. Я тебе

во--о--от такую громадную карету даю, а ты мне свою занюханную табакерку.

Разве ж может такая безделица цельной кареты стоить? Да токмо я -русский

человек и не привык себе ни в чем отказывать. Мне если чего пондравилось -