Я говорю о личной жизни, о личной жизни наших поэтов двадцатого века. Что я пытаюсь сказать – если бы они были американцами, вы смотрели бы на них как на чудаков или бездельников, вроде – я не знаю – Скотта Фитцджеральда, Хемингуэя… Нет, не знаю. Но поскольку они жили в дурные времена, они приобрели какое-то – э-э – достоинство… Если бы моя страна не существовала, вам пришлось бы ее выдумать, да? И думаю, нам пришлось бы выдумать вас. Ну, я могу объяснить это только одним способом – мягкая женщина и жесткая женщина. В пушкинском «Бахчисарайском фонтане», это его ранняя поэма, в некоторых отношениях слабая поэма, в гареме у хана две звезды – нежная полячка, Мария, и грузинка, Зарема, совершенно дикая – по-настоящему, знаете ли, по-сучьи. Ну и они, конечно, соперницы. В конце концов их соперничество убивает обеих. Но на самом деле они только две стороны одной и той же женщины в воображении Пушкина, да? Вот это-то я думаю о холодной войне – что каждая сторона обязана выдумать другую. Ну, не знаю, честно говоря, понимает ли меня кто-нибудь. Это как лепет малыша, да? – маленького мальчика. Что ж, я думаю о своем мальчике, который и счастье, и огромное испытание…
Да, да. Видите ли, его мать ужасно с ним мягка – и в то же время ужасно строга. Ему нужны они обе, да? Женщина, которая дает ему уютно прижаться к своим титькам, и женщина, которая шлепает его и ставит в угол. Что ж, он, конечно, предпочел бы жить с той, что дает ему прижаться к титькам или спрятать голову у себя под юбкой… Это неудивительно, ни для кого не секрет, что движение по преимуществу одностороннее – из моей страны в вашу… Хотя, в сущности, это не совсем точно: больше народу возвращается в Армению, в Армянскую Социалистическую Республику, чем выезжает из нее… Но в общем-то это правда – большинство людей предпочитают добрую мать. Но без суровой матери от доброй не будет особенной радости… Вот о чем я говорю. Ну, не знаю, как это объяснить. Это, возможно, как Рим и Александрия. Возьмем бильярд! Женщины, играющие в бильярд с евнухами! Сходят с ума от скуки, да? И с другой стороны, римляне, истосковавшиеся по мягкой постели! Только Восток и Запад поменялись местами, да? Да это ведь было бы просто ужасно, если бы моя страна и ваша были одинаковыми. Все равно что не было бы разницы между мужчинами и женщинами. Даже если бы все были совершенно счастливы. Может быть, особенно если бы все были полностью счастливы, а?
Господи, не понимаю, о чем вы говорите.
Дейв, я не могу отвечать на такую херню.
Ну, я только что закончил большую поэму – не совсем поэму, скорее новеллу, повесть – о Московской Олимпиаде. В ней пара тысяч строк, а может, чуть больше. В общем-то в ней говорится об английских бегунах – Коу и Оветте. Ну, я сравниваю их в своей поэме с Диоскурами, небесными близнецами. Они произвели на меня огромное впечатление, но еще большее – вся Олимпиада, которую я видел. Могу только пожалеть, что американцы не смогли на нее приехать. Это очень досадно.
Да.
Ну, думаю, в ней около двух тысяч трехсот.