— Вы — оборотни-лютвяги, — произнес Андемо, не показывая страха. — Кто ж не слышал песнь о том, как князь Станимир потерял в подлой засаде чуть ли не всю свою старшую дружину? Имя грозного Шереха гремит по всем вендским землям…
Шерех подошел вплотную к Андемо и по-звериному обнюхал его.
— Колдун, — пробормотал он. — Так это ты призвал детей Медейны?
— Я никого не призывал!
— Но мы услышали зов из-за Кромки — и пришли.
— Это был я, — на подгибающихся ногах выступил вперед Мазайка. — Вот, дудочка. Но я звал не вас…
— А пришли мы, — ухмыльнулся оборотень. — И что мне с вами делать?
— Мы на одной стороне, славный Шерех! — вновь вмешался Андемо. — Горе лютвягов — наше горе! Враги лютвягов — и дривам враги! Мой вождь Верес…
Шерех вдруг скривился:
— Верес? Ох, не то имя ты вспомнил, колдун. Но ладно, пока живите… Ступайте за мной.
Шерех повернулся и пошел, не оглядываясь. Беглецы последовали за ним — выбора у них все равно не оставалось.
Они шагали вдоль дороги, пока лес окончательно не окутала ночная тьма. Снег поскрипывал под их лыжами; Шерех ступал совершенно бесшумно, словно не касался ногами земли. Волки темными призраками скользили по обочинам. Внезапно глава оборотней свернул в сторону. Еще несколько десятков шагов, и лес поредел. Все четверо вышли на пригорок. Андемо вдруг запнулся на полушаге и вскинул руку в знаке, отвращающем зло.
— А, почуял, — хмыкнул Шерех.
— Кого? — шепотом спросил Мазайка, оглядываясь: ни на пригорке, ни вокруг него не было заметно никакого движения.
— Здесь вьются духи павших, — сдавленным голосом ответил Андемо. — Очень много… А вот и сами мертвецы…
Он повел перед собой рукой. Теперь Мазайка и сам заметил, что припорошенные снегом кочки — никакие и не кочки вовсе. Где-то при свете луны блестела еще не успевшая потускнеть бронза доспеха…
— Домашнее войско Кирана не добралось до Мравца, — произнес Шерех. — Мы нагнали их на дороге и проводили сюда. Вот они — все здесь, и люди, и лошади. Вкусные были лошади. А люди еще лучше!
Взгляд Мазайки скользил по обглоданным трупам. Он замечал все новые и новые снежные кочки, и голова у него пошла кругом, а живот сдавило, как будто его стиснула чья-то рука. Приходилось ему видеть уже всякое, но не столько мертвецов сразу.
— Зачем ты нас сюда привел? — спросил Андемо.
— Подождите. И скоро увидите, как Шерех вершит правосудие!
Глава оборотней поднял голову и принялся нюхать воздух.
— А! — довольно протянул он. — Уже приближаются…
Где-то в отдалении за стеной деревьев заржала лошадь.
Отряд накхов ехал по лесной дороге. По обеим сторонам тянулись к звездам столетние ели. Колючие лапы сводом смыкались над головой, местами превращая дорогу в глухой коридор. Это ничем не мешало воинам — все они были с детства обучены видеть в темноте.
Ширам ехал шагом, отпустив поводья, глубоко задумавшись. Что-то не давало ему покоя с того самого мига, когда он со свитой в двадцать человек выехал из только что восстановленных ворот Мравца.
В сущности, предложить в качестве места для переговоров главный храм местного божества было хорошим, верным выбором. Присутствие бога, несомненно, освящало встречу. Клятвы, произнесенные перед алтарем, считались нерушимыми. Устраивать засады в храме, обнажать клинок для чего-то, кроме жертвоприношения, а уж тем более вступать в драку там, где обитают боги, у всех народов и племен было несмываемым бесчестьем.
Кроме того, Ширам кое-что разузнал про Ячура. Дривы поклонялись богам-близнецам: светлому Яндару, которого арьи упорно старались заменить своим Исвархой, и болотному Ячуру. В нем Ширам усмотрел несомненное сходство с Отцом-Змеем и еще больше порадовался мудрому выбору дривов.
Так в чем же дело? Что за червь глодает нутро?
«Назначать встречу после заката — да, это необычно… Но, судя по всему, этот Ячур, темный близнец солнечного брата, как раз повелитель ночи… Как знать, может, он незримо посещает свой храм именно по ночам…»
— Кони беспокоятся, маханвир, — послышался вдруг тихий голос за спиной. — Что-то неладно…
Чувство направленного на него пристального взгляда возникло внезапно и почти болезненно. Ширам резко выпрямился в седле. Затем поднял руку, подавая знак едущим позади воинам остановиться.
— Нас окружают справа и слева, маханвир, — прошептал второй накх. — Уже обошли сзади… И один — вон там, впереди на дороге.
— Вижу, — процедил Ширам, движением коленей пуская коня шагом вперед.
Посреди дороги молча стоял высокий худой венд с длинными волосами. Он казался серым призраком в темноте. Шираму показалось, что он где-то видел его. В руках венда не было никакого оружия. Лишь явственно веяло угрозой — и чем-то жутким, чему не было названия. Конь Ширама захрапел и попятился, словно боялся приближаться к чужаку.
— Какой великолепный дар Медейне! — хрипло проговорил венд. — Двадцать накхов, а двадцать первый — сам Ширам, сын Гауранга!
— Имел ли я счастье биться с тобой? — спросил Ширам, оглядывая седого воина.
— Могли и встречаться… За свою жизнь я подарил Матери немало ваших. Много их, со снятой кожей, гниют на дубах от Даны до самого вендского тракта!