Арбайт. Широкое полотно

4. Вообще мещане как-то цивилизовались в новые времена или остались прежними дикарями, описанными Михаилом Зощенко в его гениальных «коммунальных» рассказах? Не шокирует ли здесь вас понятно какая натуралистическая сценка, а также использование слов «жопа» и «хер»? С какого боку припёка здесь фраза «Иртыш, впадающий в Иппокрену»? Что вообще означает эта фраза?

5. Что с нами происходит?

— «Новая искренность» — идиотский термин. Так в свое время советские официозные критики шестидесятых годов придумали «исповедальную» и «деревенскую» прозу. Видел я список этих «новых реалистов» и «новых искренних», составленный одним критиком. Совершенно разные там писатели. В списке — бездарные конъюнктурщики и несколько талантливых. И пишут в разной манере. И ничего их особо не объединяет, кроме, может быть, приятельских отношений. Я бы из них выделил Прилепина, Сенчина, Шаргунова как наиболее талантливых. Появились интересные писатели, не относящиеся к так называемому российскому постмодернизму. Но не обязательно они все реалисты. Куда отнести Дмитрия Данилова или Евгения Чижова, интересных прозаиков, которых не записали в «новые реалисты»? Понятно, что постмодернизм выродился и не может описать новую действительность. Она фантастичнее была за эти двадцать лет, чем многие постмодернистские фантазии. И ведь действительно, есть сейчас тяга к реализму. Но это более сложный процесс, чем выдуманный термин «новая искренность».

— Из почти не печатающихся я выделяю: Евгения Беверса, Ирину Богатыреву, Викторию Лебедеву, Петра Ореховского, Вячеслава Харченко. Из хорошо печатающихся — Татьяну Замировскую, Марту Кетро, Улью Нову, Александра Снегирева. Из якобы «постмодернистов» — Александра Силаева, живущего в Красноярске, Марию Ботеву (Киров). Есть и совсем новое имя — Наталья Скакун (Красноярский край).

— А вообще-то этим «новым искренним» неплохо бы перечитать своих предшественников из шестидесятых годов — ранних Гладилина с Аксеновым, Бориса Балтера, Михаила Анчарова. Даже какого-нибудь Рекемчука.

— Чем они интересны, «новые искренние», что, пожалуй, и читали этих авторов. По крайней мере «с парохода современности» никого из предшественников не сбрасывают, как постмодернисты.

— Они как раз постмодернистов хотят сбросить с «парохода современности».

— «Новые реалисты», мне кажется, иногда плохо знают литературу шестидесятых годов. Исключение — Шаргунов и Прилепин, который очень эрудирован, и это видно по его книге о Леонове. Филологическое образование. Я себя тоже считаю эрудитом и имею филологическое образование, но я знаю имена многих русских писателей ХХ века, их биографии, а тексты их читал далеко не все. Прилепин не только знает имена, но и все эти тексты читал. За это ему респект.

— Писатель должен других писателей читать, даже плохих, из любопытства. Я вчера изучал антологию поэзии второй половины двадцатого века. Огромное количество неизвестных имен, удивительных судеб. Узнал, к примеру, что поэт-футурист Павел Радимов в конце жизни жил в собственном доме в Хотькове недалеко от моей дачи и умер в начале семидесятых годов. А легендарный Василиск Гнедов дожил до 78-го года и умер в Херсоне.

— Это всегда удивительно было, когда вдруг обнаруживались живые люди оттуда.

— А вот антологий прозаических что-то нет. Последнюю, помню, Юрий Нагибин составил в конце восьмидесятых годов. Антология русского рассказа ХХ века. Она печаталась в «Книжном обозрении».

— Многие деятели андеграунда часто оказывались при ближайшем знакомстве еще более «хомо советикусами», чем писатели, печатавшиеся в советское время и настроенные на карьеру в официальной литературе. Но были и исключения, тот же Пригов, например. Он четко следовал принципу человека из андеграунда, то есть строго выдерживал стиль. Потому что некоторые адепты андеграунда, когда заявляли, что они ничего не хотят общего иметь с официальной культурой, в том числе и с либеральной ее частью, — часто врали, что они кого-то не читали и никогда не будут читать. Выяснилось, когда я с ними близко познакомился, что все читали, только притворялись. И никогда не забывали про официальную культуру. А Пригов как стал андеграундным человеком — так и действительно никого из официалов не читал, не знал принципиально.

— Он не читал «официалов» даже скорее не принципиально, а органично. Ему не пришло бы в голову принести свои тексты в советский «Новый мир», например. Равно как и послать их в антисоветский «Вестник РХД». Вместе с тем он сознательно работал на собственный имидж. Это слово он знал, как и всё, что делает, например, Энди Уорхол. Меня все его штудии последних лет оставляли равнодушным. Я всерьез это не воспринимал, и мне иногда казалось, что он заигрался в иронию, сам поверил в то, что абсурдные наукообразные мысли и есть суть вещей. А ведь когда-то на моих глазах сочинял шедевры: