Арбайт. Широкое полотно

— В свое время я познакомил питерского поэта Д. со своей старинной знакомой. Они поженились и даже обвенчались в церкви. Желая находиться поближе к московским редакциям, он перебрался к ней. Дохода его творчество и в столице приносило немного. Быстро сообразив, что одними эллегиями, посвящавшимися ей, сыт не будешь, молодая устроила его в киоск торговать квасом, пообещав, что, если он себя проявит, его переведут на пиво. Занятый днем, творить он теперь мог только ранним утром, и то недолго. «Виталий, уже восьмой час, заканчивай, дружок». Поэт вскакивал и в бешенстве швырял свою пишущую машинку на пол. Потом немного успокаивался и, матерясь, отправлялся на свою точку, а супруга в мастерскую, отдавать машинку в ремонт. На пиво его так и не перевели, и они, сдав московскую квартиру, уехали в питерскую коммуналку к Виталию.

— Это что еще за «эллегия»?

— Сделав опечатку в слове «элегия», решил уточнить, что такое «эллегия». Уточнил. То, что я имел в виду, называется «элегия». Но в Интернете нашел кучу названных такими же грамотеями, как и я, названий со словом «эллегия»: конфеты «Эллегия», парикмахерская и даже племенной питомник «Эллегия Будды».

— Подумаешь — племенной питомник! В меню ресторана «Варшава» при одноименной гостинице значился шницель «Кабинет по-крестьянски»!

— Разливным молоком тоже было выгодно торговать. Смотрите:

«…сосед Теодора по коммунальной квартире торгует из бочки молоком. Он встает в 5 часов утра и едет „на точку“. Бочка подвозится к 6 утра, и он торгует, торгует… К 11, когда в винных отделах начинают „продавать“, его рабочий день уже полностью заканчивается ввиду полного исчерпания бочки. Сосед дает в лапу кому нужно и сколько кому полагается, после чего у него остается 40–50 лишних личных рублей. Он берет 2–3 портвейна „Кавказ“ емкостью 0,8 литра каждая бутылка и отправляется „домой“, то есть в их общую с Теодором коммунальную квартиру. Дом у молодца-молочника полная чаша: финская мебель, цветной телевизор с приставкой „видео“, двухсоттомник сокровищ мировой литературы, сервиз „Мадонна“, холодильник „Розенлев“, книги „Королева Марго“, Морис Дрюон, что выдают за сданную бумажную макулатуру, но утром торговать молоком холодно, зябко, и сосед надевает ватные штаны, телогрейку, лечебное белье, полушубок. А дома — жарко, весело. Дома он снимает полушубок, ватные штаны, телогрейку и, выпив немного „Кавказу“, ходит по квартире в исподнем. „Кавказ“ чарует, сосед раздевается до майки, черных сатиновых трусов и снова ходит по квартире. Иногда и все прочее снимает с себя после третьей бутылки. Но он не нудист и не эксгибиционист, упаси бог. Он — простой человек. Он уже два раза рубил мебель саблей, как Олег Табаков, „зашивался“ противоалкогольной ампулой, но толку с этого нет — слишком много у него денег каждый день, и совершенно непонятно, куда эти деньги девать…»

Евг. Попов. ДУША ПАТРИОТА, М.: Изд-во «Текст», 1994.

— Один наш сокурсник, когда мы его извлекали из 114-го отделения милиции, куда его привезли за то, что он, захотев омлета, высадил витрину магазина «Олень», где стояла корзина с желаемыми «яйками», орал из клетки: «Я, как Лермонтов, хочу в жизни всё попробовать!» (См. Лермонтов. «Фаталист».)

— Именно про поэта Лермонтова, который хотел все попробовать, русский народ и сочинил стихи «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал».

— Это, пожалуй, про многих из русских поэтов.

— В каком-то смысле — да. Потому что век большинства русских поэтов короток, даже если они и доживают до глубокой старости.