Арбалетчики госпожи Иветты

— Нет! Ничего.

Он видел ее почти отчетливо: невысокую, в темном плаще с откинутым капюшоном, из-под которого выглядывало подвенечное платье — в этом закутке? Откуда? — сумасшедшей прелести кружево, шитье и банты; по атласу расплывались некрасивые пятна.

— Жаль…

— Неважно.

Из-под руки, сжимающей платок, Виестур смотрел на ее лицо. Такие называют лилейными. Бледное, без яркой, горячей живости красок, но с удивительным, нежным переходом полутонов и ясными чертами. Лицо было прекрасно. И опять — навязчиво и тяжело — пахло вокруг цветами каштанов.

— У вас кровь, — она пугливо коснулась его губ. И он, как глупец… нет, просто как пьяный, стал рассказывать ей все. Покровители… Эмеральд… В этом закутке, пахнущем мочой и кошками, он рассказывал чужой невесте… "В покое было темно…"

… В покоях было темно и неприглядно, как-то отчаянно пусто, и шаги разводимых по постам гвардейцев звучали по-особому отчетливо и зловеще. Окна из граненых стеклянных шариков почти не пропускали света; темнели и качались, оживая минувшим, гобелены и балдахин кровати, чернел зев давно не топленной печи и в смутном сумраке редко и нехорошо взблескивали позолота и витые шнуры. Раскиданная постель была пуста. Ее величеству хватило сил добраться до окна, но их не было на обратную дорогу, и она скорчилась там, на стуле, тяжело и прерывисто дыша. И тогда он, Виестур Анградо, лейтенант королевской гвардии, сделал то, на что никогда бы не осмелился не только из почтения, но и из правила, чреватого смертью — к королеве могла прикасаться только доверенная дама, и даже врачи только осматривали ее. Виестур взял ее на руки и отнес в постель, под груду бесполезных одеял, потому что и там озноб сотрясал ее вдруг исхудавшее тело и пахло вязко и сладко — каштановым цветением.

— Анградо!!

Шепот отдался в ушах громом. Он знал, Эмеральд уверена, что кричит.

— Мне страшно, Анградо! Не уходите.

— Я не уйду, — сказал он.

Он сидел, что непристойно при королевской особе, но таково было ее желание. Он страдал от ее одиночества, от смертного запаха каштанов из дворцового сада, просачивающегося в окно…

— Она обещала… она поклялась мне. Я подписала все бумаги.

— Тише, ваше величество. Вам станет хуже.

Он знал, что нужно позвать камеристку, кого-нибудь из дам, лекаря. И не мог уйти.

— Она поклялась, что я выздоровлю. Что она привезет Меч желаний. Сколько до Гезы?

— Где это?

Эмеральд шевельнула рукой. Губы у нее пересохли и опять хотелось пить.

— Где-то… у Либергского озера. Там.

— Неделя пути.

— Да-а?

Королева засмеялась неровным мелким смехом.

— А сейчас сентябрь.

— Апрель, ваше величество.

— Не может быть… — ее глаза сделались как у обиженной девочки. — Она мне обещала. Она же мне обещала!

Ее липкие пальцы нашли руку Виестура и сжали неожиданно сильно.

— Она же… она же сделает это?

— Кто — она? Я могу пойти и узнать.

— Нет!

Эмеральд забилась в одеяла.

И тогда он, глупый гвардеец, преклонил колено и поклялся. Он поклялся отыскать для нее этот меч.

Она покачала головой. Она притянула к себе его голову и строго сказала:

— Именем покровителей я освобождаю вас от этой клятвы. Не смейте. Вы, последний преданный мне человек. Я не хочу нести туда… вину и за вашу жизнь.

Она говорила это медленно — ей было трудно говорить. А пальцы все сильнее сжимали его виски. Потом она откинулась на постель, и Анградо думал, она потеряла сознание. Но она произнесла слабым, но очень ясным голосом:

— Пусть свершается, как должно.

И дальше — шелестом: "Вино холодное…"

Он знал, о чем она. Он хорошо запомнил этот последний счастливый день. Спускали на воду линкор «Аделаида». Стояли шпалерами в парадной форме гвардейцы, суетилась и смеялась публика. И июльское солнце бросало горячие отвесные лучи. Эмеральда стояла под этим солнцем, в тесном платье, похожем на серебряную кожу, высоко подняв искрящийся хрустальный кубок. Рубином горело в кубке драгоценное вино. Смех и приветственные клики затихли на минуту, чтобы после сделаться еще сильнее, когда она выпила залпом и разбила кубок о нос корабля. Откинула голову с охапкой каштановых волос и громко крикнула что-то. Он был в оцеплении, близко, и расслышал:

— Какое холодное!

Она даже зябко повела плечами.

Не вспоминать!.. Виестур замолчал. Он и так рассказал уже все. Почему-то пропустил про меч. Сказал только, что одна женщина из Гезы пообещала Эмеральде лекарство. И не исполнила обещания.

Незнакомка отняла ото лба платок, покоробленный от засохшей крови. Показалось, в ее глазах стоят слезы.

— Уже поздно, вы устали. Куда вас отвезти?

Она с вызовом посмотрела на офицера:

— Никуда.

Можно было повернуться и уйти. Уже рассвело, с ней не случится ничего дурного.

— Чем я могу вам помочь?

Она покачала головой. Но хмель все еще бродил в голове, и Анградо оказался неприлично настойчив. Должен же был он сделать для нее хоть что-нибудь!

— Вас обидел жених?

— Нет. Я просто убежала… с венчания, — кусая губы, тихонько докончила она.

— Вы не любите его?

— Я?! — она рванула завязки плаща. — Больше жизни!

И решив, что собеседник сомневается, продолжала отчаянно: