— Ты прав, господин. Но если я подпояшусь низко, будет слишком заметно вот тут, хи-хи! — бастулонка игриво перетащила мою левую руку на свои нижние выпуклости, где тоже очень даже было за что подержаться.
— Ну, тут-то для тебя не так опасно.
— Придётся всё время строгий дорический пеплос носить, чтоб не так заметно было, — она изобразила досаду, но не слишком натурально, — Но годик я уж как-нибудь перетерплю!
— Только годик?
— Ну, ты ведь ей быстро ребёночка сделаешь! А после этого у неё и тут будет не хуже! — и Софониба дразняще прижалась ко мне своими верхними выпуклостями. Это было уже через край, поскольку меня и так успела уже изрядно раздраконить Велия, и я потащил наложницу к её основному «рабочему месту», раздевая на ходу…
Наложница наложницей, но Велия — это что-то с чем-то! С такой супружницей уж точно не соскучишься! Узнав, где я обитаю, и заглянув проведать, эта юная оторва опробовала и моё ложе, и мой стол, да так, что у меня пар свистел изо всех щелей. Ещё немного — и сорвало бы меня на хрен с нарезов! И ведь тонко, чертовка, выдержала ту грань, за которой я бы уже на автопилоте сделал её женщиной. Потом заценила Софонибу, вспомнила тот эпизод на кордубском рынке, узнала её, весело посмеялась — в общем, вопреки моим давешним опасениям, Ремд оказался абсолютно прав. Какая там в сраку ревность к служанке? Наоборот, Велия только похвалила моё удачное приобретение, которое — ну да, и по финикийскому языку тоже меня поднатаскает, гы-гы! И тут же устроила мне экзамен по финикийскому, по результатам которого — через несколько финикийских слов минимум одно русское — подвергла меня нешуточной пытке. Ведь что придумала, мучительница! Раздевшись безо всякого смущения донага, принялась показывать на себе самой части женского тела, называя их по-финикийски. И пока не назовёшь правильно несколько раз — хрен позволяла пощупать! Софонибу — и ту в краску вогнала этим уроком!
А потом ещё и велела бастулонке впредь в постели «понимать» меня только по-финикийски. Езуитка! Ну как есть езуитка! А когда прощались уже возле дома её 'досточтимого' деда — снова раздразнила меня почти до срыва с нарезов и напомнила, чтоб не вздумал наложнице ребёнка сделать. А то с брюхом мало от неё толку будет — ага, типа пошутила!
И при всех её шаловливых приколах, девчонку практичнее Велии я даже представить себе могу с трудом. Это ведь она же мне и посоветовала с покупкой дома не спешить, а пока просто снять, да не шиковать при этом, а выбрать небольшой и недорогой — по реальным потребностям. Типа, нехрен окружающим пыль в глаза пускать — знают тут тебя, как облупленного. Сдаётся мне, что дело тут не только в этом, и есть у неё ещё какие-то соображения, но о них она молчит как Зоя Космодемьянская — улыбается только с милым и таинственным видом. Тем не менее, совет был неплох, и я ему последовал, сняв небольшой домик в греческом квартале пригорода. Достаточно просторный и удобный, но скромненький с виду и без излишеств. Соответствующе он был и обставлен внутри.
Хозяин запросил сперва два шекеля в неделю, но после торга согласился на полтора — всё-таки пригород. На острове, внутри городских стен, за такую плату можно было снять разве только пару каморок на верхнем этаже многоэтажки, в которых ютилась основная маса гадесской бедноты. Среди пригородных же одноэтажек на материке, где арендная плата умеренна, греческие дома наиболее удобны. Кроме того, как я сообразил опосля, Велия таким образом ещё и окунула меня в грекоязычную среду, где я волей-неволей начну потихоньку овладевать и греческим. Ну, хитрюга! Впрочем, у меня как-то особых возражений и не возникло. Мамаша ейная при нашем прибытии проверила мой финикийский «моя твоя понимай» и, отсмеявшись, признала, что я уже не неотёсанный варвар, а — ну, не то, чтоб отёсанный, а ошкуренный, скажем так. Типа, не совсем уж безнадёжен. Ну, спасибо и на том, гы-гы!