— Мой товарищ служил в охране порядка и знает своё ремесло лучше меня. Если он говорит, что это так, значит — это так. Меня его доводы убедили.
— Меня тоже, — добавил Тордул.
— Если так — тогда вы действительно хорошо исполнили свою службу, и наша благодарность вас не минует, как и награда! — теперь уже «почтенная» явно сменила гнев на милость, и железо следовало ковать, не отходя от кассы.
— Нас вообще-то было четверо! — выпятив заслуги нашего мента, я напомнил и об остальных.
— Сказанное касается всех четверых, — пояснил наш командир, — Вас же вызвали для разговора как лучше знающих язык.
— Побрить тоже не мешало бы всех четверых! — добавила со смехом Криула, — А то выглядят они хуже тех разбойников, которых перестреляли!
— Вид воина должен внушать врагу ужас! — вступился за нас пацан.
— Но при этом, Велтур, он должен отличаться от лесного бродяги! Я сказала что-то смешное, Велия? — это она сходу переключилась с сына на дочь, которая снова захихикала.
— Да нет, мама, наши спасители должны выглядеть достойно, хи-хи!
На это возразить было нечего — видок наш в самом деле был ещё тот. Скорее бомжеватый, чем грозный. Всё наше «мыльно-рыльное» осталось в наших номерах отеля, и мы, не умея пользоваться туземными бритвами, заросли похлеще партизан. Правда, и само «почтенное» семейство после пережитых злоключений выглядело не лучшим образом, но бабы есть бабы, и портить наладившиеся отношения даже справедливым замечанием явно не стоило. Поэтому я лишь неопределённо хмыкнул в ответ.
— Я прикажу, чтобы их привели в надлежащий вид! — пообещал наш начальник.
В надлежащий вид нас приводили ножами столь устрашающего вида, что страху мы натерпелись едва ли меньше, чем во вчерашней заварухе. Но орудовавшие ими иберы своё дело знали и ничего лишнего нам не отчекрыжили. Даже моим усам ухитрились придать ту конфигурацию, которую они имели до попадания, хотя подстригли мне их не так ровно, как сделал бы я сам нормальными ножницами с расчёской перед нормальным зеркалом. Но спасибо и на том — на безрыбье-то.
Понимая, что продолжительный отдых в нашем деле — явление редкое, наши сослуживцы зря времени не теряли. Снова откуда-то появилось вино — видно, не весь трофейный винный погреб был опустошён вчера. Не выпить с товарищами по оружию было никак нельзя — нас бы не поняли — но назюзюкиваться до поросячьего визга в этот раз мы уже не стали и ничего неподобающего не отчебучили. Покуривая трубку, снова болтали «за жизнь»…
— Ух, сисястая какая! — вылупил глаза Серёга, завидев на выходе из «дворца» одну из отобранных для услужения «почтенному» семейству пленниц, обладавшую и в самом деле весьма выдающимися формами. Засвистели при таком зрелище и наши иберы. Та только раздражённо зыркнула и что-то прошипела, а вот её куда более изящная спутница, рассмеявшись, обернулась. Так и есть! Велия! Встретившись со мной глазами и тоже узнав, девчонка улыбнулась и как бы невзначай провела рукой по попе — по тому самому месту, по которому я столь неучтиво хлопнул её вчера…
— Макс, а ведь мелкая смотрит на тебя! — заметил Володя с ухмылкой, — Кажется, ты ей понравился!
— Ну не делай ты из меня извращенца-педофила! Шмакодявка же ещё!
— Можно подумать, это я её кадрил тогда в деревне! — и ржёт, скотина!
— Сейчас маленькая сеньорита ещё слишком юна, — хитро прищурился наш испанец, — Но через пару лет… Да и позже, судя по её матери! На твоём месте я бы взял на заметку!
— Извращенцы! — диагностировал я, — Как есть извращенцы! Хотя… Гм… Через пару лет, говоришь?
— Если сеньорита дождётся и если не помешают обстоятельства…
— Ага…
Если я в окопе от страха не умру,
Если снайпер в жопе мне не сделает дыру,
Если я и сам не сдамся в плен,
То буду вновь крутить любовь
С тобой, Лили Марлен!
С тобой, Лили Марлен! — и мы заржали все вчетвером.
— Слушай, а чего это за песня? — поинтересовался Серёга.
— «Энгельхен» — «Ангелочек», если по-русски, — авторитетным тоном просветил его Володя, — Ну, не эта наша пародия, конечно, а немецкий оригинал.
— Какой в сраку «Энгельхен»? — возразил я, — «Лили Марлен» это!
— Не, я точно говорю! Фильм в армии показывали, название не помню, но и хрен с ним, главное — про войну. Суть, короче, в том, что фрицы везут на барже взрывчатку — Новгород к едрени-фене взрывать — и баба ихняя вот эту песню поёт — мотив точно один в один, а зольдатен на губных гармошках наяривают и подпевают. Ну а наш подпольщик один в трюме говорит пацану, что это «Энгельхен». Точно тебе говорю!