Арбалетчики князя Всеслава

Дни стояли уже прохладные — как-никак, зима на носу. Испанская, не наша, снег только на горных вершинах, да на перевалах ляжет, но всё-таки зима. Для слепней и прочих летучих кровососов уже слишком холодно, и они нам не докучают. Да и дорога — уже не узкая ухабистая тропинка, а почти настоящая дорога — ну, по местным меркам, конечно. До классической римской ей как раком до Луны, но римские дороги в Испании появятся ещё очень нескоро — пока-что и сама Италия испещрена ими не слишком густо. В общем — пойдёт для сельской местности. Рассекать по ней на колеснице я бы не соблазнился, но такого героического подвига от меня никто и не требует — мы шагаем на своих двоих. Груз на мулах, дети «почтенной» Криулы тоже на мулах, сама она в носилках между двумя мулами — благодать, когда нежарко и слепней нет. Да и нам самим жаловаться особо не на что — темп не изнуряющий, а на себе мы тащим только оружие. Мне вообще лафа — запасной колчан с болтами тащит Нирул, у него же на плече и мой старый арбалет. Зачем он его вообще прихватил? Для солидности, что ли? Мой новый, классического средневекового типа, не так дубоват, и при гораздо большей мощности вышел даже легче старого. Дуга, правда, всё ещё деревянная — ведь этот негодный мальчишка вместо того, чтобы в поте лица выплавлять для меня пружинную бериллиевую бронзу, весело шагает с нами и прямо-таки лучится от счастья. Даже подпевать нам пытается, хоть и не понимает ни хрена:

День-ночь, день-ночь — мы идём по Африке,
День-ночь, день-ночь — всё по той же Африке,
Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог,
Пыль, пыль, пыль, пыль, пыль, пыль — видит бог!

На самом деле никакой пыли под нашими ногами нет и в помине. Поздняя осень и в Средиземноморье дождлива — тут уж, скорее, лужи и грязь обходить приходится, но ведь главный прикол этой пародийной песни Ивана Коваля совсем не в этом…

Неважный мир господь для нас создал.
Тот, кто прошёл насквозь солдатский ад
И добровольно без вести пропал —
Не беспокойтесь, не придёт назад!

Для нас всё вздор — голод, жажда, длинный путь,

Но нет, нет, нет, каждый день всегда одно:
Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог,
Пыль, пыль, пыль, пыль, пыль, пыль — видит бог!

Газеты врали вам средь бела дня,

Что мы погибли смертью храбрецов.
Некрологи в газетах — болтовня,
Нам это лучше знать в конце концов!

Брось, брось, брось, брось видеть то, что впереди:

Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог!
Счёт, счёт, счёт, счёт пулям в кушаке веди,
Пыль, пыль, пыль, пыль, пыль, пыль — видит бог!

Из деревни мы выступили утром, так что вволю поразвлечься с Астурдой — ага, на дорожку — я таки успел. Поэтому моим глазам пока ещё нетрудно выдерживать дразнящее зрелище «гарцующей» на упрямом длинноухом «скакуне» Велии. Гарцевание ещё то — спасибо хоть, лужи и грязь старается объезжать, и иногда ей это, надо признать, даже удаётся. И ведь хороша, чертовка, и знает об этом, и дразнит намеренно! И через пару дней, пожалуй, достигнет цели…

Мы будем в джунглях ждать до темноты,
Пока на перекличке подтвердят,
Что мы убиты, стало быть — чисты,
Потом пойдём, куда глаза глядят.

Восемь, шесть, двенадцать, пять — двадцать миль на этот раз,

Три, двенадцать, двадцать две — восемнадцать миль вчера,
Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог,
Все, все, все, все от неё сойдут с умааааа!

Да, через пару дней я точно начну сходить с ума от ладной фигурки этой превосходно сложенной шмакодявки — тем более, что не такая уж она и шмакодявка, как оказывается — по турдетанским-то меркам. Шестнадцать скоро должно уже исполниться, в самом соку турдетаночка — по матери, по крайней мере… Млять! Пожалуй, мне уже и завтра придётся нелегко! Ведь одно дело, когда уверен, что ей ещё до ЗАКОННОЙ постели с мужиком как медному чайнику, её ведь и воспринимаешь тогда как малолетку, и совсем другое, когда знаешь, что девка уже почти созрела! А всё проклятый Нирул — просветил, сволочь эдакая! Урыл бы гада! Ох, млять!