Арбалетчики в Карфагене

— Вижу! Неплохо живётся античным рабовладельцам! — Юлька расселась так, чтобы попасть как раз под воздушную струю вентилятора. — А холодильника тебе твои рабы ещё не изобрели?

— Да может, и изобрели бы, но вот беда — Чубайса своего в Карфагене как-то не завелось, а без лизвиздздричества — сама понимаешь.

— А как насчёт льда?

— И где я его тебе надыбаю посреди Африки? На вершине Килиманджаро? Так она — того, далековато отсюда. А по дороге ещё и мухи кусачие, це-це называются. Оно мне сильно надо?

— А всё оттого, что ты не патриот! — вставил Серёга. — Вот были бы мы сейчас в России-матушке, пили бы холодное пивко из погреба-ледника!

— Ну спасибо, я уж лучше в тёплом Средиземноморье как-нибудь прохладным вином из подвала перебьюсь! Особенно зимой! Пар — он, знаешь ли, костей не ломит!

— Да ты больше слушай этого засранца! — снова перехватила инициативу Юлька. — Сам ничего в жизни не добился, вот и всё ему тут не так!

— Хорош! Запилила уже!

— Запилила?! Ах, какие мы нежные и ранимые! Обижают нас!

— Да иди ты на хрен!

— Заладил, зануда! Слыхал, Макс, куда он меня посылает? Заметь, сам! Может, мне исполнить его желание в буквальном смысле, а? Пойдём, Макс, опробуем тогда твою кровать, что ли?

— Юля, ну тебя… гм… ну, ты уже слыхала от Серёги, куда именно.

— А что так?

— А то, что тут рядом моя законная жена сидит, которая по-русски уже не только матерные выражения понимает.

— Хи-хи! Понимаю от пять до десять! — подтвердила Велия.

— Охренеть! — выпала в осадок Юлька, впервые с момента нашего попадания столкнувшаяся с необходимостью фильтровать базар. — Ты, Макс, с дуба, часом, не рухнул? Хочешь спать с ней — спи, но на хрена ты её русскому языку учишь?! При ней же скоро и не поговоришь уже ни о чём откровенно!

— Дык зато я с ней скоро смогу поговорить под настроение и на нормальном человеческом языке.

— Сволочь ты, Макс! Сволочь и эгоист! Только о себе и думаешь!

— Ну, не скажи! Теперь ещё и о семье. Дети пойдут — хочу, чтобы и они с самого рождения русскую речь вокруг себя слыхали. Ну и о хозяйстве тоже думать приходится! И дача вот, кстати, немалых забот требует. Тут знаешь, сколько всего требуется? Мне тут и фортификация эта нужна от хулиганья, и научная организация труда, и шелководческую ферму вот с нуля затеваю, и за всем этим глаз да глаз нужен. И это только то, что я тут в порядке отсебятины с нуля затеял, а ещё же и поля, и скот, и сады, и огороды.

— Ага, ещё скажи, что сам на огороде горбатишься, рабовладелец хренов! Ты же тут и в самом деле плантатор!

— Гы-гы-гы-гы-гы! — заржала вся компания, когда в гостиную внесла поднос с вином и закусью рабыня-негритянка. — Млять, а ведь в натуре плантатор!

Девчонка аж испугалась, решив, что чего-то только что сделала не так, и Велия знаком успокоила её. Юмора-то, конечно, моя супружница не поняла и сама, но, зная уже нас, сообразила, что это какой-то очередной из наших многочисленных приколов.

— А у тебя до хрена ещё негров? — спросил Володя, отсмеявшись.

— Да парочка ещё есть. А так — в основном ливийцы.

— Жаль! Прикольно было бы наблюдать, как негры на плантации вгрёбывают!

— Негры, ливийцы — не один ли хрен? — встрял Серёга. — Животные, млять!

— Ну и шутки у вас! — прикололась Наташка. — Гринписа на вас нет!

— Ага, не придумали его ещё на наши головы! — хохотнул я.

— Слышь, Макс, а это правда, что у тебя тут ещё и бывший раб Архимеда есть? — спросила Юлька.

— Ну, не личный — механик его, приданный от казны. Ты как раз его изделием сейчас обдуваешься.

— Не, это ни хрена не престижно! — заявил Серёга. — Вот если бы у тебя тут сам Архимед в рабах оказался — тогда да, было бы круто!

— Да, опоздали мы тут маленько! — поддержал шутку Володя. — Римляне его уже прирезать успели, чтоб не путался под ногами со своей грёбаной геометрией!

— Даже если бы он и был жив — в звизду такого раба! — рассудил я, ради хохмы приняв условия задачи. — Он же ровным счётом ни хрена собственными руками не умел — теоретик в чистом виде! А на хрена мне тут дедукция, мне давай продукцию!

— Святотатцы! — прикололась Юлька. — Самые натуральные варвары!

— Ага, ни разу не греки и ни разу не римляне!

— Дело не в этом, — вмешался Велтур, тоже заехавший ко мне проведать сестру и по нескольким знакомым словечкам — хоть мы и говорили меж собой только по-русски — понявший суть последнего прикола. — Архимед был великий человек! Да один только его закон чего стоит, по которому плавают корабли!

— А до него — что, не плавали? — я с деланым изумлением выпучил глаза.

— Гы-гы-гы-гы-гы! — заржали наши — и не столько от моей подгрёбки, сколько от озадаченного лица моего шурина.

— Ну, плавали, конечно. Но Архимед открыл закон! Вы его хоть знаете?

— Да у нас его любой мальчишка знает! — заявил я ему.

— Ты хочешь сказать — любой из хороших семей?

— Да из всяких, если не совсем дурак.

— Не может быть!

— Ещё как может! Слухай сюды, — и я продекламировал — по-русски, конечно:

Тело, впёрнутое в воду,
Выпирает на свободу
С силой выпертой воды
Телом, впёрнутым туды!