— У нас с Наташкой он, можно подумать, больше! — заметила Юлька, и это было её единственной шпилькой. Доводить дело до крайности не хотелось, конечно же, никому. Ведь неплохо же служится у Арунтия, очень даже неплохо! Мы уже не те новички в этом мире, что были какой-нибудь год назад, успели освоиться и кое-чему научиться, хрен где теперь пропадём, но всё же нахрена это надо? Где ещё будет такая налаженная жизнь?
— Я поговорю с родителями, — решила моя ненаглядная. — Я почти уверена, что ваши опасения напрасны, но будет обидно, если случится какое-нибудь недоразумение. Папа умный человек, должен понять…
За остаток дня мы — как оружейники — превзошли самих себя. Полуфабрикаты стволов — только теоретически «гладких», поскольку хорошего оружейника позднего Средневековья их «гладкость» повергла бы в шок — у нас уже имелись, и по старой ещё советско-российской привычке я забрал их на квартиру сразу же после изготовления. В силу той же самой отечественной привычки иметь всё необходимое на дому была у меня обородована в углу одной из комнат и маленькая мастерская. Напрасно Укруф жаловался мне, что в большой мастерской Мегары он сделал бы всё быстрее и легче, а здесь у него ни инструментов нормальных, ни помощника толкового. В качестве имеющегося здесь бестолкового он намекал на Софонибу. Его ожидал нешуточный культурошок, когда мы с Володей пообещали ему аж двух помощников потолковее практически сей секунд, и мой раб выпал в осадок, когда мы
— А я ещё не верил, когда напарник говорил мне, что все русские — бандиты! — сообщил потрясённый Хренио, когда я у него на глазах примотал зажигалку со снятым жестяным ограничителем искр суровой нитью к ложе самопала.
— Мы бандито, гангстерито, мы кастето-пистолето, — пропел я в ответ.
Заряд для пробного выстрела я отмерял сам. Гранулирование чёрного пороха — процедура технически несложная, но ответственная и кропотливая, и времени на неё у нас уже не было. А пылевидная «пороховая мякоть» — это взрывчатка скорее бризантная, чем разгоняющая, так что передозировка чревата. Хоть и не травмой, а только порчей ствола — мои самопалы за то и ценились дворовой шпаной, что были травмобезопасны — но и это для нас было неприемлемо. Для маскировки я приказал Софонибе погромыхать на кухне посудой, а сам шмальнул в разделочную доску — хорошую, дубовую, толстую. Навылет не пробил, но пуля вошла в неё вся. Точность, конечно, получилась ещё та, но нам ведь не в тире стрелковые рекорды ставить, а почти в упор супостатов расстреливать — дайте боги, чтобы не пришлось…
В общем, к утру мы были готовы к бою настолько, насколько это было вообще возможно в наших условиях. Пистолет Васкеса, семь «колесцовых» самопалов — по числу имевшихся у нас зажигалок — и восемь простых «поджиг» составили весь наш потайной огнестрельный арсенал, а три наших складных ножа и несколько самодельных «заточек» — оружие последнего шанса. Не приучен античный мир к скрытому ношению нелегального оружия, и этот фактор не раз уже нас выручал.