Арбалетчики в Вест-Индии

Кто дал право судить и решать судьбы? А вот этого — не надо. Во-первых, я получил приказ, и тут уже не право — тут прямая обязанность. А во-вторых, права в реальной жизни не даются, а берутся. Часто — с оружием в руках и через реки крови. Ну и в-третьих наконец — в задницу досужих моралистов. Не морализаторство, а прагматичный цинизм — двигатель реальной, а главное — результативной политики. В известной нам истории те, кто хотел остаться белым и пушистым, просрали и народ свой не спасли. Перестали турдетаны существовать как народ, а по большей части — и биологически тоже. Рабы ведь в большинстве своём не размножаются и потомства после себя не оставляют. Вот так и сгинул целый народ, не считая растворившегося среди понаехавших италийцев ничтожного меньшинства. Из кого состояло это меньшинство, разжёвывать надо? Правильно, из жополизов, помогающих римлянам гнобить собственных соплеменников. Мы же — ни разу не в белых перчатках, это верно — пытаемся сделать хоть что-то и спасти, сколько удастся, куда более достойных…

2. Беспокойная граница

Оноба, расположенная у устья Тинтоса — самый край римской Дальней Испании. Город и его ближайшие окрестности ещё числится в составе провинции, а вот всё, что к северу и западу — уже за её пределами. Будущее царство Миликона, пока ещё и не подозревающее о своей судьбе. Пока-что это разорённый лузитанскими набегами край, из которого бегут — ага, даже сюда, на подвластную Риму территорию. Какой-никакой, а всё-же порядок. Римские наместники сюда ещё не добрались и произвола своего с лихоимством ещё не принесли, так что плюсов от подчинения этой территории Риму пока заметно больше, чем минусов. Управляют местные вожди так же, как управляли и раньше, при Баркидах, а налоги под римской властью уменьшились. С каких-то селений десятую долю урожая и приплода скота берут, с каких-то — вообще двадцатую. Для тёплого и плодородного Средиземноморья — сущий мизер. Если бы только не лузитанские набеги!

Здесь каждая деревня обнесена если не валом со стеной, то хотя бы уж частоколом, пашни — лишь бы урожая хватило, а стада — такие, чтоб легко было под защиту ограждений от бандитов загнать. В общем — Кавказ в чистом виде, только горы пониже и не так круты. А ведь местность — в её прибрежной равнинной части — ничуть не хуже низовий Бетиса, и при спокойной жизни, если бы её удалось здесь наладить, население могло бы кататься как сыр в масле. Ну, это я утрирую, конечно, кто ж позволит подвластному крестьянину совсем уж жировать, но — уж всяко не хуже, чем по берегам Бетиса, могли бы местные жить.

Особенно был поражён Васькин, хоть и баск по национальности, но андалузец по месту жительства. А как он объяснил нам, так и мы прихренели. Дело в том, что Тинтос тутошний — это будущая Рио-Тинто современная. Гнусная мёртвая «вонючка» с ядовитой красноватой водой, берега которой здорово напоминают марсианский пейзаж. Стала она такой в девятнадцатом и двадцатом веках, когда оставшиеся в местных горах после древней выработки бедные руды стали обогащать с помощью промышленной химии. Металла благодаря этому добыли столько, что у древних глаза бы на лоб полезли, но такой ценой, что от экологических последствий у всех современных андалузцев лезут. После рассказа Хренио я вспомнил случайно обнаруженные в интернете фотки — млять, это же в натуре ужас! Но сейчас до этого безобразия ещё пара тысячелетий, и долина Тинтоса пока-что радует глаз не хуже, чем долина Бетиса. Эдакая уменьшенная копия, скажем так.

— Вот хорошее место для города! — воскликнул Рузир, сын Миликона, посланный к нам отцом специально для поиска и выбора подходящего места. Вождь с куда большей охотой занялся бы этим сам — ну что там пацан присмотрит и выберет — но не мог оставить надолго свой подвергающийся ежедневной опасности городок. Там он был нужнее, а здесь его несмышлёному отпрыску могли помочь и мы. В конце концов, это ведь и в наших интересах тоже.

— Да, место неплохое, — одобрил Фабриций, — А главное — бесхозное.