Костя подумал невольно, уж не собирается ли незнакомка наложить на себя руки из-за неразделенной любви, и он пытался уловить в ее лице следы трагической решимости, благопристойного отчаяния, роковой тайны и понять, зачем ей в эти последние часы нужен диалог с писателями и ковырятелями человеческих душонок, с занудными психоаналитиками, чьи умственные умозрительные построения всегда окажутся вдалеке от личной трагедии, неповторимой по своей глубине. Он тотчас достал из коробки заветного Чарльза Болдуина, готового распахнуть всего за три сотни рублей перед очаровательной незнакомкой двери смерти и увести ее в романтический мильтоновский рай. Нашелся и противоречащий его первичным предположениям Эрих Фром со своим «Искусством любить», столь же далеким от всего плотского, как скучнейшая «Этика» Спинозы. Но у него окончательно отлегло от сердца, когда дама как бы мимоходом купила «Брачный журнал» и журнал «Знакомства». Ах, если бы она знала, какой романтический образ она разрушила тем самым в Костиной душе, как обмельчал сотканный в его воображении романтический ореол. И Костя решил, что дама всего лишь прозаическая охотница за мужьями, она одинока и ей нужен муж. В журнале тридцать страниц отводилось фотографиям иностранных женихов и три страницы — женихам русским.
— Надо же, — в сердцах поделился он горестью разочарования с Василием Мочалкиным, — такая дама — и одинока.
— Это Неля, самая знаменитая аферистка на Новом и Старом Арбате, — сказал стоявший рядом Дмитрий Подхлябаев. — Она постоянно ошивается в казино «Корона» и «Изумруд», азартная в игре, как черт, скольким мужчинам она морочила головы. Раньше она работала крупье в казино «Золотая лихорадка» на Ленинградском шоссе. Очень богатая женщина. Но неприступна. Ей предлагали по пять тысяч долларов за одну ночь в прежние годы, и она не брала. Неля — бисексуалка, ее интересуют только одинокие красивые женщины, она влюбляет их в себя, платит им валюту, а из некоторых делает таких же, как она сама, аферисток. Умная женщина, ей бы угомониться. У нее уже взрослая дочь, учится в колледже в Лондоне на юриста.
— Значит, в глазах ее была отнюдь не тоска, — тихо проговорил Костя, — и в «Брачном журнале» мужчины ее не интересуют?.. Эта женщина пленяет меня своим романтизмом, надо непременно попросить ее взять меня с собой в казино спустить там долларов двести…
— Ты для нее мелкая сошка, уклейка, — усмехнулся Подхлябаев.
— Я не к тому, я хочу, чтобы она ввела меня с черного входа в мир казино, в мир игры, я хочу увидеть аферы в действии, я готов, черт возьми, стать ее пособником, она даст мне пищу, для нового рассказа…
И в следующую пятницу, когда Неля снова пришла покупать книги на лоток, Костя попытался разговорить ее, он вытащил из коробки фолиант «Энциклопедия азартных игр» и предложил ей в подарок. Она тихо улыбнулась и покачала головой:
— Эта чепуха меня не интересует. Это для дилетантов. Ну разве что для тех, кто хочет пройти ликбез. Но почему вы решили подарить эту книгу мне?
— Я могу вам подарить любую другую, — ответил, смешавшись, Костя. И тут ему пришел на выручку Василий Мочалкин, самый находчивый человек на Новом Арбате.
— Видите ли, — сказал он с лучезарной улыбкой дилера прокладок «Кэфри», — вы у нас тысячный покупатель на этой неделе. И каждому тысячному покупателю у нас заведено делать подарок и заносить его в журнал почетных покупателей сугубо для истории. Не соблаговолите ли назвать хотя бы свое имя, отчество. На фамилию я и не рассчитываю, а фотографию отношу в область неосуществимой мечты… — И ловкач Мочалкин извлек из-под стола какой-то нарядный объемистый блокнот в кожаном переплете.
— Распишитесь здесь, — попросил он, — оставьте подпись для потомков.
— А вы случайно не фээсбэшник, вы не разводите меня на понтах? — засмеялась Неля. — Вы веселые, начитанные ребята, я готова с вами дружить, и было бы очень жаль, если б вы оказались фээсбэшными слизняками-подкладочниками. Хотя, в сущности, зачем меня здесь, на лотках, пасти? При чем мой интерес к книгам? Вряд ли фээсбэшники доросли до книг. Вряд ли они знают, кто такой Чарльз Болдуин. Вряд ли их интересуют проблемы потусторонней жизни и поэтизация смерти… Но неужели вы клеите меня, господа? — захохотала она. — В моей жизни было всякое, меня еще никогда не клеили интеллектуалы-лоточники.