Арбатская излучина

Не слыша ни слова из того, что там, за столиком, говорилось, Дробитько видел только, и то смутно, лица разговаривающих. Собеседником Юрия был полноватый мужчина, лет под пятьдесят, с бакенбардами и в клетчатом костюме, похожий на мистера Пикквика, так определил Дробитько, но менее благодушный и более деловой. Разговор у них с Юрием шел многоступенчатый: сначала как бы подбираясь к главному, но все более энергично, и чем короче были реплики обоих, тем решительней. И закончился он как-то полюбовно. Так можно было понять, когда бакенбардист стал часто и продолжительно кивать в ответ на реплики Юрия, вырывающиеся у него просто в бешеном темпе, но очень короткие.

И после этой недолго длившейся, но, видимо, важной беседы оба поднялись, присоединились к кому-то из разбредшихся гостей, но дальнейшее уже этих двоих, а особенно Юрия, не так жгуче интересовало, разве только как аранжировка.

А Валя? Дробитько не переставал следить за ней. Переговоры в углу ее вроде бы не трогали, разве что чуть досаждали, может быть, потому, что теперь, при том, что Юрий отключился, она должна была активнее общаться с гостями.

Но хотя она вовсе не глядела в ту сторону, возвращение Юрия к гостям отметила, и что-то в быстром обмене взглядами с мужем как бы успокоило ее. Словно для нее закончилась некая значительная часть вечера, сердцевина его.

Наблюдения не мешали Дробитько общаться с другими гостями в той незначительной мере, которая диктовалась условиями небольшого круга, собравшегося здесь. Но один все же выбивался из него, пытаясь установить с ним более тесный контакт. Может быть, ему просто было тут скучно и он обрадовался новому человеку, может быть, другая какая-нибудь затаенная причина понудила его избрать Дробитько для беседы более обстоятельной, чем обмен репликами за столом.

Это был человек того возраста, который преобладал среди присутствующих, под пятьдесят, крепкий, с осанкой военного или спортсмена. Хотя на нем был легкий светлый костюм, сидел он на нем, словно спортивная куртка, и видно было, что это идет не от покроя, а оттого, что обладатель его так держался. В лице незнакомца — Дробитько уже знал, что его зовут Олег Михайлович и что он научный работник, — ничего особенного не было, разве только умные, холодноватые глаза за толстыми стеклами очков.

За столом Олег Михайлович активности особой не проявлял, но внимательно слушал, приятно улыбался, плотно закусывал, и только раз лицо его стало серьезным и вроде бы болезненная гримаска пробежала по нему. И это совпало — Дробитько мог поручиться — с тем моментом, когда за столом появилась Валя. И Дробитько опять-таки точно отметил: Валя поймала взгляд Олега Михайловича и быстро отвела глаза, словно досадуя на что-то.

Теперь, когда он шел с ним по саду, — Олег Михайлович уверенно вел его, из чего можно было заключить, что он здесь свой человек, — Дробитько предположил, что, может быть, все ему только представляется таким непростым и что-то в себе таящим. Но все же угадывалась в разговоре с Олегом Михайловичем, вернее, в его вопросах-высказываниях какая-то заданность. И минутами в разговоре казалось, что он не просто ставит вопрос, а вроде бы сначала пробует ногой воду, не слишком ли холодна, можно ли в нее окунуться.

Во что же хотел окунуться Олег Михайлович? При теперешней его утончившейся способности к восприятию всего, что касалось Юрия и Вали, Дробитько понял, что Олег Михайлович, зная Юрия много лет, интересовался той стороной его жизни, которая была связана с Дробитько. Вряд ли этот интерес имел какой-то профессиональный характер: вовсе не расспрашивал он, скажем, как Юрий проявлял себя в те годы, когда дружил с Дробитько. Скорее было ему интересно, что дружески связывало их тогда. И в такой форме, неназойливой, доброжелательной, он словно хотел найти подтверждение своему какому-то убеждению касательно Юрия. И хотя Дробитько ограничился обычными фронтовыми воспоминаниями об их с Юрием армейской молодости, собеседника это очень занимало. И он вставлял и свои воспоминания о той поре, потому что, как выяснилось, и ему довелось хлебнуть войны, хотя, как он сказал, «самый малый ее, но достаточно горький глоточек».

И как это часто бывает среди фронтовиков, выяснилось, что какой-то период они воевали чуть ли не в одной дивизии, по соседству.

Разговаривая, они прохаживались по саду, отмечая то легкий, но удобно, целесообразно устроенный гараж, то беседку, то удачно поставленную скамейку под деревом. Олег Михайлович заметил, что и в этом сказывается организационный талант Юрия Николаевича. И хотя это было сказано между прочим, но как будто собеседник хотел показать Дробитько, что ценит Юрия и, может быть, думал этим сделать приятное Дробитько как его старому другу.

И вдруг спросил так внезапно, что Дробитько даже не успел подумать: «А это уже к чему?»

— Вы часто бываете у Юрия Николаевича?

И когда тот ответил, что в первый раз, Олег Михайлович почему-то рассмеялся, заметил:

— Я так и думал.