Арбатская излучина

А недремлющий строгий взгляд рубиновых звезд на башнях придавал всей картине завершенность апофеоза, какой-то обобщающий смысл, могущий быть выраженным только в этой картине.

Он порадовался, что все запомнил так хорошо, пусть не в деталях, но в более важном, общем аспекте. И уже не мог уснуть, впечатления дня метались в его мозгу…

Хотя не было еще десяти, верзила уже сидел за столом. На этот раз, хотя приемная была пуста, он предложил Дробитько подождать:

— Управляющий сейчас освободится.

«Службисты, однако», — подумал Иван Петрович разом об управляющем и секретаре.

Действительно, вскоре дверь кабинета распахнулась стремительно, словно ее кто-то пнул ногой. Выскочивший из кабинета молодой человек имел такой вид, словно только что получил хорошую взбучку.

Верзила секретарь встретил его каким-то горестным восклицанием, но Дробитько не имел времени разбираться во всех этих тонкостях. Он уже переступил порог кабинета.

Как это ни было странно, Юрий вовсе не переменился. «Да ведь я его не видел… Сколько же? Последний раз встретились на улице. Пиво пили в забегаловке, Юрка просил заходить, сунул телефон. Он, конечно, не звонил и телефон выбросил. Но ведь это было лет десять назад…»

Да, Юрий нисколько не изменился.

Он сидел вполоборота к вошедшему, не глядя на него и продолжая разговор по телефону. «Типичная поза бюрократа», — определил Дробитько мимоходом. Он продолжал удивляться: не постарел, не похудел, не потолстел, та же стать, так же в среднем весе. Вот только волосы повылезли. Уцелевшие расположились венчиком вокруг загорелого черепа. Хотя это не украшало, но почему-то и не портило. Лоб стал как будто выше, а глаза — выпуклее. И тяжеловатый подбородок — заметнее. Но главное заключалось в том, что общее выражение лица было то же: безмятежность? Удовлетворение? Черт знает, что именно, но чисто чуринское, Юркино… И конечно, открытый, честный взгляд! Сейчас он обнаружит его, Ивана, и отступление будет невозможным! Впрочем, Иван и не думал отступать.

Только, может быть, от этой позы или оттого, что Юрий не изменился, память вытолкнула уже вовсе давнее…

Они тогда только что вернулись из немецкого тыла после первой удачной операции. Совещались всемером: одни офицеры. Радистка и переводчик не присутствовали.

Начальник оглядел всех пытливо, как бы говоря: «Посмотрим, что вы сейчас учудите!» Он вообще относился к ним, как учитель к школьникам. Неизвестно почему.

— Ну, разобрались в ситуации? — хмуро спросил он.

Нестройным хором все заверили, что да, разобрались.

— Давайте высказывайтесь. Вот ты, — он ткнул пальцем в Ивана.

Тот подумал с досадой, что сначала надо бы сказать Леониду, который «за». Но в конце концов неважно. Юрий, конечно, сумеет логично доказать нелепость, авантюрность затеи с выходом обратно в тыл через деревню Стебли в составе партизанского отряда Садчикова. Леониду будет трудно оспорить их объединенные доводы. Он еще подумал: «Как хорошо, что вчера мы договорились с Юрием об общей позиции!»

Поэтому Иван сказал кратко:

— Считаю, что выход через Стебли был бы чистейшей авантюрой. Это значило бы почти наверняка идти на разгром и уж, во всяком случае, для дела — никакой пользы!

Он кончил, и тотчас поднялся Юрий. «Молодец, раз уж с нас начали, то лучше суммировать доводы», — подумал Иван. К тому же ему показалось, что его выступление было необоснованно: «Хорошо, что сейчас Юрий подтвердит…» Так подумал Иван, но через мгновение уже был в состоянии совершенной растерянности…

Спокойно, деловито Юрий начал с того, что основная-то их задача: драться в тылу врага. Это величина постоянная. Какими способами туда попасть — можем решить мы сами, по обстановке. Это величина временная: может быть, в составе бригады, может быть — небольшого, усиленного огневыми средствами отряда.

Юрий обвел всех своим честным, открытым взглядом:

— Не надо забывать основной нашей задачи. И потому я — за немедленный выход в тыл в составе отряда Садчикова через Стебли.

Иван был ошарашен. «Как Сенькин? Как Сенькин?» — смятенно забилось у него внутри. И тотчас словно корочкой льда покрылось: Сенькин ничего не сказал. Хотя накануне и он… «Впрочем, чего ждать от Сенькина, если Юрий…»

Высказались остальные. Никто — против выхода с Садчиковым. Никто, кроме Ивана. Труса Ивана — так он выглядел в результате всего.

Начальник поднялся, он ухитрился не высказать своего мнения.

— Я сообщу о нашем решении Садчикову, — уронил он веско и, видимо, спохватившись, что от него все же ждут какого-то слова: этим он дал понять, что поддерживает большинство.

О принятом решении радистка Валя простучала в Центр. Как обычно, ответа сразу не было. Но на утреннем сеансе Москва сообщила: «Выход в тыл в составе Садчикова запрещаем предлагаем выступить в квадрат 18–68 продолжать работу».

После совещания Дробитько избегал разговора с Юрием, хотя тот несколько раз пытался его завязать. Иван отмалчивался.

Но полученная из Центра радиограмма, вероятно, не давала Юрию покоя. Он схватил Дробитько за рукав:

— Слушай, ну чего ты в бутылку лезешь? Видишь, я оказался прав.

Иван остолбенел от такого поворота: