Если мужики в нашей стране, занимавшиеся атлетической гимнастикой, как это официально именовалось, а попросту культуризмом, почти догнали заграничных по всем статьям, то бабы явно отставали. Во всяком случае, в этом зале ничего особенного Игорь не увидел. В крохотных трусиках и лифчиках участницы выходили на помост, крутились во все стороны, принимали предусмотренные правилами позы, напрягали мышцы. Но мышцы эти были не очень рельефны и могучи. Ноги толстоваты, груди великоваты, плечи узковаты. Куда им до геркулесок из западных журналов! Лишь две-три, в том числе Люська, могли похвастаться ляжками, которым позавидовал бы любой футболист, штангистскими спинами, борцовскими бицепсами. Когда они выполняли положенные упражнения, тела их превращались в какие-то клубки шевелящихся змей, спины и животы напоминали анатомические муляжи. Зрелище довольно противное, но зал взрывался восторженными аплодисментами.
В конце концов Люська заняла второе место. «Гармонисты» жали ей руки, целовали в щеки, поздравляли, рассматривали пахнущий ледерином диплом.
Люська улыбалась своей девчоночьей улыбкой, благодарила. Она была счастлива, что руки ее напоминали железо, что, зажав между ягодицами гвоздь, она могла вырвать его из стены, подобно той героине у Ремарка, у которой на животе можно расколоть кирпич, а на ляжки не натянешь колготки даже самого большого размера. Что пропали женственность девичьих плеч, нежность груди, хрупкость рук, изящество ног, красота походки, ее не волновало. Такая уж мода!
Все наше время подвержено спиральной раскрутке.
В своей деятельности «группа самозащиты» неожиданно столкнулась с новой задачей.
Источником информации был здесь, разумеется, Леонид Николаевич, который, казалось, умудрялся читать все газеты страны, смотреть все телепередачи и слушать все радиопрограммы.
Каждый раз он приносил вырезки из газет и оживленно комментировал их.
Вот и в тот день он, размахивая газетным листом, возвестил:
— Читайте, что пишет корреспондент «Правды». Вот на седьмой странице. Да вот же, репортаж: «В полицейской машине по городу». Это корреспонденция из Филадельфии. Смотрите: «В сумерках выходить из дома здесь опасно. Поэтому жители города решили сами защищать себя. Каждый вечер на улицы выходят бригады безопасности, составленные из добровольцев». Ясно? И полиция их поддерживает. А мы все жмемся, будто мы сами преступники. А?
— Ладно, — успокоил его Луков, — у них ведь негров вешают. Доживем до их уровня преступности, выйдем из подполья.
— А ты считаешь, что еще не дожил? — не без иронии спросил дядя Коля.
Неожиданно слово взял, пожалуй, самый тихий и молчаливый из группы. Это был уже немолодой инженер на каком-то маленьком заводике. Не было у него никаких разрядов, он посещал занятия для себя, чтоб быть в форме. Разговаривал мало, ни с кем не дружил и сразу после тренировки покидал клуб.
То, что он вступил в «группу самозащиты», всех удивило. Но в конце концов, путь в нее никому не был заказан. Показал себя неплохо — дрался не хуже других, умел держать язык за зубами. У него и прозвище было — Молчун.
А тут вдруг заговорил.
— Я дня три назад встретил одного мерзавца, — сказал Молчун и замолчал.
Подождав немного, самый нетерпеливый, Николай Леонидович, спросил:
— Какого мерзавца? Давайте ему врежем!
Молчун долго выдерживал паузу, а потом начал говорить. Он говорил тихо, с остановками. Его не перебивали.
— У меня деда в тридцать седьмом посадили. И бабку. Дед был командармом. Тоже жил здесь, на Арбате, в пятьдесят первом доме (Игорь сразу припомнил рассказы своего деда про того командарма и его горькую судьбу, но он никак не мог представить, что это родственник Молчуна). Его расстреляли, — продолжал Молчун, — а бабка где-то затерялась в лагерях, не вернулась. — Он опять замолчал. — Отец помыкался, женился на моей матери, а в начале пятидесятых посадили и его. Был-то он всего лишь бухгалтер, но, оказывается, утаил деньги, чтобы финансировать шпионскую организацию. Взяли и мать. Погибли оба. Я у маминой двоюродной или троюродной сестры вырос. Вот так.
Теперь он замолк надолго.
— Ну? — не выдержал Луков.
— Такая интересная штука получилась, — снова повел свой рассказ Молчун. — Еще когда отца не забрали, приходил к нам человек. Оттуда. Уж не знаю, как вырвался, как уцелел. Все про деда рассказал и имя следователя назвал. Ему дед назвал — они вместе сидели. Страшный был человек этот следователь. Такое выделывал. Но что интересно: оказалось, через столько лет мой отец к нему же попал. А? Смешно? (Никто почему-то не засмеялся.) Очень смешно. Все повторилось. К тетке моей пришел человек, который отбывал срок с отцом. Понимаете? Все повторилось. Так что имя следователя, звание, должность я все узнал. И деда и отца потом-то реабилитировали. Я адрес этого мерзавца узнал. Несколько раз подходил к его дому — тут недалеко, в Кривоарбатском, живет, — он опять надолго замолчал.
— Ну? — снова повторил Луков.