На следующее утро Игорь встал, как всегда, сделал зарядку, помылся, побрился, плотно позавтракал и помчался в комбинат. Он был весел и бодр, как всегда.
Для мамы.
Но не для себя. Сам он пребывал в состоянии раздвоенности. С одной стороны, он испытывал чувство удовлетворения — подонки, шантажисты, вымогатели наказаны. Пусть попробуют сунуться! Еще не так получат! Это ж надо, на «Гармонию» замахнулись?! Где едва ли не каждый второй — мастер спорта! Получили, что хотели!
Игорь вовсю накручивал себя. А сквозь удовлетворенное чувство мести, сквозь радость победы все сильнее возникал стыд. Он вспоминал дикий вой своего противника, хруст рвущихся сухожилий, зверское выражение на совсем девчоночьем Люськином лице и три неподвижных, скрюченных тела возле вонявших мусорных контейнеров…
Тех трое, их семеро. Напали из темного подъезда, избили, может быть, изувечили на всю жизнь. Все его спортивное кредо («честный поединок», «равный с равным»), все воспитанное в нем дедом, родителями, «десантом» — все восстало против той вчерашней расправы. «Расправы»? А как же еще назвать? Игорь уговаривал себя, что, не избей они рэкетиров, те еще не то сотворили бы с Мишей Крючкиным и другими, что собакам — собачья… Ничего не помогало. Привыкший говорить себе правду, он вынужден был признаться — поступил как последняя свинья. И это еще очень деликатно сказано.
Он стал размышлять. Сколько все-таки в человеке звериного? Каким он может быть жестоким и страшным! Конечно, видел он драки, разные сцены в кино. Но это другое, а когда сам превращаешься в такого… И еще эта Люська! Девчонка курносая, а сколько в ней злобы! Он вспоминал ее искаженное яростью лицо, ее обутую в красный сапожок ногу, бившую и бившую в залитое кровью лицо лежавшего на земле парня. Вот такое таится в человеке. Разбуди — и черт-те что будет. Не остановишь.
Ни к селу ни к городу Игорь вспомнил, что наравне с порнографией у нас запрещена пропаганда насилия — это ему шеф говорил, — через таможню научную фантастику вези, пожалуйста, только чтоб не было порнографии и насилия. А где теперь такие найдешь, они всюду это дело суют. Однако шефу удавалось приобретать вполне «нормальные» романы.
Тут Игорь переключился на иные мысли. Шеф что-то давно никуда не ездил, надо будет попросить у Наташки, пусть попробует достать — она ведь обещала — книги и кассеты. Сегодня же надо попросить.
И мысли Игоря потекли по совсем уже светлому пути — сегодня предстояла встреча с Наташкой. Куда пойти? А может, никуда на ходить, остаться у нее? Посмотреть какой-нибудь хороший боевик по ее видику. Она говорила, что есть.
Игорь гнал прочь неприятные мысли и старался удержать радужные. А кто ж поступает иначе? Ведь так куда легче жить в этом не всегда веселом, даже когда очень молод, мире…
Тутси, как всегда, встретила его восторженно, словно он вернулся из космической экспедиции к другим мирам. Однажды он так ей и сказал:
— Ох, Наташка, ты меня прямо как звездного рыцаря принимаешь, будто ты на Земле, а я с Марса прилетел.
— Так и есть, — опрометчиво согласилась она, — мы в разных мирах живем. Я тебя так и встречаю.
— Что значит в разных мирах? — не понял Игорь.
Тутси спохватилась.
— Я имею в виду, — выкручивалась она, — что я всего лишь, как ты сказал, землянка, а ты со своими любителями фантастики — звездный рыцарь.
— Ладно, землянка, иди ко мне, я соскучился.
Тутси прижалась к нему, но случай этот запомнила — надо следить, что говоришь, а то ляпнешь чего-нибудь, и вся и без того висящая на ниточке конспирация полетит к черту.
Для сегодняшнего свидания Тутси приготовила американский фильм, бурно расхваленный Риткой.
— Ну финиш! — восторгалась она. — Один утюг добыл. Голых нет, но убивать убивают…
Фильм так и назывался — «Жажда убивать». Действие происходит в Америке. У вполне порядочного гражданина хулиганы насилуют дочь, которая в конце концов сходит с ума, и убивают жену. И тогда порядочный гражданин, вооружившись пистолетом, начинает вечерами бродить по городу и убивать хулиганов, наркоманов, воров, порой провоцируя их на нападение. Кончается фильм тем, что установившая его личность полиция (очень, между прочим, довольная его самодеятельностью в борьбе с преступностью) просит его переехать в другой город. Судя по финальной сцене, порядочный гражданин намерен и там продолжать свою очистительную миссию. И хотя идея фильма была, мягко выражаясь, сомнительной, но сделан он был настолько блестяще и актеры играли так убедительно, что зритель на протяжении всей картины кипел негодованием и испытывал бурную радость каждый раз, когда один из этих подонков, мерзавцев, насильников и прочее получал заслуженное наказание.
Никто не задумывался, насколько это согласовывается с законом, не может ли произойти ошибки, соответствует ли наказание вине. Никто не замечал, что уничтожаемые преступники сплошь негры и подростки. Зритель испытывал вместе с героем жажду убивать. После такого фильма хочется выйти на улицу и прикончить всех хулиганов или тех, кого ты таковыми посчитаешь. Сам следователь, сам судья, сам палач.
Такой вот фильм.