Теперь он опять идет медленным шагом. Прохожих меньше, они уже не гуляют, спешат по домам. Художники «свернулись», музыканты — тоже. Потеплело, тихо опускается мокрый снежок, лижет щеки, опускается на плитки, тает, превращается в грязь. Такой белый, а становится таким черным…
Игорь подходит к своему дому, входит под арку. Однажды здесь, на стене, возникла надпись мелом: «Клуб эротики». Стрелка указывала во двор. Но никакого клуба во дворе не было, уж он бы знал — все-таки живет здесь. Потом надпись стерли, зато он обнаружил такую же в другой подворотне. Как и у него в доме, ее вскоре стерли. Интересно, что за клуб? И есть ли такой? Может, просто так кто-то дурака валяет. Ладно, в «клуб эротики» он не собирается. У него есть Наташа. Но чего только на Арбате не встретишь! «Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое отечество…»
Игорь взбегает по лестнице. Дома, как всегда, ждет мать. Как хорошо, что она встречает Новый год у соседок, двух сестер-старушек: одна не будет.
НОВЫЙ ГОД
Как часто бывает, в последний предновогодний день — 31 декабря — все переменилось.
Из каких-то сложных соображений Сергей поедет не вечером, а в двенадцать часов дня. Игорь подозревает, что его приятель должен бежать из столицы, скрываясь от очередной подруги, поскольку на встречу Нового года везет другую. Эта другая, Ира, миниатюрная симпатяга в брюках, без шапки, как верблюд, навьючена авоськами — будущий новогодний ужин. Пока Сергей и Игорь загружают в багажник огромную и тяжеленную систему, которая услаждает домашний Серегин досуг, Ира знакомится с Наташей, которая еще не может сориентироваться, уж больно все отличается от ее привычного быта. Этот красивый, румяный весельчак — Серега, эта смешливая симпатичная пигалица — Иринка. И ужин, о господи, новогодний ужин в мешках и авоськах!
Тутси на минуту вообразила, как бы все это было с Гором, — бесшумный «Мерседес», роскошная вилла, фарфор, а может, и серебро на столе, изысканные блюда, свечи, умопомрачительное видео с суперфильмами… А можно себе представить, какие туалеты, подарки!
У нее чуть слезы не навернулись на глазах при взгляде на свой, пусть сверхзаграничный, пусть сверхадидасный лыжный костюм, но лыжный! Она с тоской думает о новогоднем платье, прощальном подарке одного клевого чухонца, с которым провела несколько веселых минут, свободных от Гора, от ее обычных партнеров, от Игоря…
Она задумывается. Могла б она так жить? Без этих платьев, без «Мерседесов», без вечерних фешенебельных ресторанов, без «гринов», что дают ей возможность все покупать, бездельничать, весело проводить время? И с печальной искренностью отвечает сама себе: «Нет, не могла». А без Игоря, без его смеха, веселых шуток, жарких, могучих объятий, без той сладостной бездны, в которую она летит только с ним, только с ним? Тоже не могла бы. А устоять и отказаться, если б Гор предложил ей стать его женой и уехать в его страну или в какую-нибудь другую? В Нью-Йорк, Париж, Рим, Лондон, — словом, в тот мир, которым она грезит? И растерянно отвечает: «Тоже не могла бы». Так как же жить? Сколько можно вот так — сидеть на многих стульях сразу? Как легко оказаться на полу, больно шлепнувшись одним местом.
Тутси изо всех сил старается скрыть тоску.
А начался-то день суетно и весело. Игорь позвонил ей в не по-людски раннее время — в десять утра!
— Подъем! — прокричал он в трубку. — Выход в полдень. В одиннадцать сорок пять — я у тебя. Форма — полевая, настроение бодрое, косметика — скромная.
Тутси старалась при Игоре не очень наводить макияж, но все же раза два-три он заставал ее в «рабочем» виде, удивлялся, а однажды даже заметил с кривой улыбкой:
— Наташка, ты прямо как ирокез, выходящий на тропу войны. И на кой тебе все это…
Тутси не очень хорошо знала, кто такие ирокезы, но про себя подумала, что действительно каждый вечер выходит на свою «тропу», чтобы сражаться за жизнь. Ну скажем так, за беззаботную жизнь (хотя какая жизнь — без забот?). Ворча и проклиная все на свете, Тутси протерла глаза и, не тратя ни секунды оставшегося у нее времени на завтрак, занялась туалетом. Бросив тоскливый взгляд на роскошное вечернее платье, она со вздохом облачилась в лыжный костюм и, когда ровно без четверти двенадцать раздался звонок, пошла открывать дверь.
Открыв, застыла на пороге. Прямо в лицо ей ткнулся огромный букет алых гвоздик. (Она потом посчитала — три десятка по два рэ — новогодняя кооперативная цена — за полсотни!) Гвоздики раздвинулись, и возникло улыбающееся лицо Игоря — ямочка на подбородке, волосы ежиком, веселые глаза — голубей голубого.
— Ой! — искренне обрадовалась Тутси. — Какие цветы! Ты с ума сошел! Ну зачем… (обычный монолог женщины при получении подарка, а попробуй не принеси!)
— Для мадам Наташи ничего не жалко! — театрально произнес Игорь. (Слово «мадам» слегка испортило Тутси настроение.) Она забегала по комнате, расставляя цветы, наливая воду в вазы.
— Пошли, пошли, — торопил Игорь, — Серега — человек точный, не смотри, что донжуан. Тем более он сегодня с Иринкой, а она строгачка.