Те слова Цесарского почему-то больно ударили по сердцу. Я не понимала почему, не раскопала в своей душе ответ.
«Не более, чем мать его сына…»
Влад после этого разговора передал подарок - на случай, если он не сможет приехать ко дню рождения Артема. Я не придала этому значения, хотя раньше к первому февраля он приезжал всегда. Я тогда приняла подарок и проводила мужчину в путь.
***
Вскоре наступило первое февраля две тысячи девятого года, и нашему сыну исполнилось три года. На его дне рождении были все знакомые и близкие мне люди - все же много лет мы вместе, в одном городе и на одной улице живем.
Только Влад по каким-то причинам и правда не смог приехать. Как в воду глядел, но я вновь не придала значения этой мысли. Не объяснил причину, просто не приехал, но по видеосвязи покалякал с маленьким Артемкой. Артем всегда радостно улыбается при виде Цесарского, они друг друга забавляют и, кажется, очень любят.
После того разговора с Владом, когда он говорил о моем замужестве, у меня остался неприятный осадок и множество вопросов: почему Влад так спешит с этим? Кого он имеет в виду, есть ли у него на примете мужчина? Иначе тогда к чему были все эти вопросы?
Мои предположения о его намерениях были самыми разнообразными. Почему он стал задавать вопросы о замужестве? Почему после этих вопросов мне хотелось принять ванну и смыть тот осадок и ту боль в душе?
А вскоре все стало не таким важным: ни день, ни странное отсутствие Влада, ни день рождения сына, которого я любила до безумия и боли в сердце. Первого февраля все стало вдруг не таким важным. На час, день и на миг.
Копия взрослого Арбинского дарила мне только счастье и любовь к жизни, возвращала к светлому и не приносила боли. Ничуть. Даже воспоминания все померкли на фоне маленького мальчугана – на фоне его светлых глаз, улыбки красивых губ и заливистого детского прекрасного смеха. Копия своего отца с каждым днем приносила мне еще больше радости в жизнь.
Только сегодня, первого февраля две тысячи девятого года все воспоминания возродились, заставив меня застыть в гостиной изваянием и напугать собственного ребенка. Мальчик отчего-то начал сильно плакать – я еще не видела собственные стеклянные глаза, а Нина сразу подметила ситуацию и забрала из моих ослабевших рук Артема. В моих руках появилась такая невыносимая слабость, что я не рискнула более держать мальчугана на руках. Артем начал плакать еще больше, едва они с Ниной отдалились от меня, а мои глаза устремились на экран огромного телевизора, который стоял в гостиной.