– Тот день.
– Тот день?
– переспросила я, ничего не понимая.– День, когда в меня стреляли, а дядя приехал забрать нас с мамой от отца.
Мои глаза распахнулись, но я не сказала ни слова, а только смотрела на него и ждала продолжения.
– Отец был в баре… И, наверное, на какое-то время занят.
– Он замолчал на секунду и посмотрел по сторонам, а потом снова на меня. – Он не всегда был таким, каким под конец. Он мог, когда хотел, быть и веселым и обаятельным. Но потом он начал пить, и с тех пор все шло хуже и хуже. Он бил маму, обвиняя ее во всем, что делал сам.Но в любом случае мама любила только одного человека, и это был мой дядя Коннор. Я знал это, и отец знал это, и весь город тоже это знал. И, по правде говоря, я тоже любил его больше.
Он снова замолчал и посмотрел по сторонам. И продолжил.
– Так что в тот день, когда он пришел за нами и я узнал, что я его сын, а не Маркуса Хейла, я был рад. Я был в восторге.
Он поглядел на меня, почти не выражая эмоций, словно был где-то глубоко в себе, спрятан.
– В меня стрелял мой дядя, Бри. В меня стрелял Маркус Хейл. Я не знаю, хотел ли он этого, или пистолет выстрелил случайно, когда я в ярости кинулся на него. Но в любом случае он выстрелил в меня, и это сделал он.
– Он поднес руку к горлу, проведя по шраму.Затем он показал рукой на всего себя:
– Вот что он сделал.
Мое сердце упало.
– Арчер,
– выдохнула я. Он продолжал смотреть на меня и казался застывшим.– Что с ними случилось? С твоей мамой?
– спросила я, моргая и пытаясь проглотить ком в горле, который едва не задушил меня.Он помолчал.
– Маркус врезался в нашу машину сзади, пытаясь скинуть нас с дороги. Наша машина опрокинулась. Мама погибла в аварии.
– Он закрыл глаза на минуту, помолчал, потом открыл и продолжил: – После того как Маркус выстрелил в меня, у них с Коннором началась перестрелка на дороге. – Он снова погрузился на минуту в молчание. Его глаза казались глубокими, янтарными озерами скорби. – Бри, они застрелили друг друга. Прямо там, на дороге, под голубым весенним небом, они застрелили друг друга.Я была не в себе от ужаса.
Арчер продолжил:
– Потом появилась Тори, и, кажется, через минуту подъехала еще одна машина, я точно не помню. А потом я проснулся уже в больнице.
У меня из груди вырвался стон, но я подавила его. Я затрясла головой, не в силах осознать ужас, который он пережил.
– И все эти годы ты жил с этим, все эти годы – и все один. Господи, Арчер.
– Я резко втянула воздух, пытаясь справиться со своими чувствами.Он поглядел на меня, и в его глазах наконец мелькнули какие-то эмоции, прежде чем он снова отвернулся.
Я подползла ближе, схватилась за его майку и прижалась головой к его животу, слезы залили мое лицо, и я только шептала снова и снова:
– Мне так жалко, так жалко.
– Я не знала, что еще можно сказать в ответ на тот ужас, который нес в себе маленький мальчик.Но я наконец поняла всю глубину его боли, его травмы, постигла всю тяжесть его ноши. И я поняла, почему его ненавидит Виктория Хейл. Она украла не только его голос, она отняла у него его состоятельность, самооценку, личность. Потому что Арчер был воплощением того, что ее муж любил другую женщину больше, чем когда-либо любил ее, и что он дал этой женщине не только свое сердце, но и своего первого сына. И этот сын мог забрать у нее все.
Я прижимала Арчера к себе.
После того как прошло много-много времени, я откинулась назад.
– Ты старший сын Коннора. Тебе принадлежит вся земля, на которой стоит этот город.
Он кивнул, не глядя на меня, как будто ему было совершенно все равно.