Ардагаст и Братство Тьмы

И всадники ринулись вброд через Подчерье, туда, где, словно буря, бушевал лешак. Здесь росам уже не угрожали дубины деревянных великанов. Корт-Айка мог бы помешать чарами переправе, но в это время он пытался оглушить Шишка боевыми заклятиями. Тот уже зашатался, однако в следующий миг Вышата обрушил на кузнеца такое заклинание, что тот упал без памяти и пришёл в себя, когда росы и манжары уже ворвались на северный берег. Одни всадники, устремившись в пробитую Шишком брешь, насаживали на копья по несколько нечистых сразу, рубили их длинными мечами, засыпали стрелами. Впереди, круша всё на своём пути, огромными шагами шёл леший. Другие конники, зайдя в тыл великанам и отогнав от них сииртя и других подземных пришельцев, рубили ремни, которыми исполины были привязаны к деревьям. Живые истуканы тут же теряли свой громадный рост и бросались наутёк, кто пешком, кто на зайцах и лисах. Иных сииртя сами отвязывали и убегали вместе с ними.

До мысленного слуха Корт-Айки доходили всё нараставшие волны страха и отчаяния, зовы о помощи. Он знал, что его огромное войско неудержимо превращается в перепуганное стадо, которое железные всадники с юга гонят и режут, словно волки. Он понимал, что после поражения ему не будет места ни в земном, ни в подземном мире. Люди его не простят, а незнаемые не пощадят приведшего их на гибель. И кузнец воззвал:

   — Зову тебя, Войпель, владыка северного ветра, владыка холода и смерти! Приди со снежной вершины Тельпосиза, смети воинов Солнца, чужаков с юга! Помоги нам, идущим с севера, из подземной тьмы!

А в это время колдунья Сизью взывала, обернувшись к северу:

   — Зову тебя, Великая Йома, Нижнего мира хозяйка, смерти владычица, мать всего зла! Мы твои дети! В трёх обличьях явись, три дружины воинов Солнца порази! Мы твои воины, прикажи — все три мира опустошим, разрушим!

Выше всех гор Урала за Печорой поднимается Тельпосиз. Словно войско копейщиков, покрывают его склоны ели и пихты, сторожат голую каменистую вершину, почти всегда окутанную облаками. Но сейчас расступились облака, стала ясно видна вершина, уже покрытая снегом. Среди него чернело отверстие пещеры. Оттуда вышел старик исполинского роста, в красном кафтане, зелёных штанах и белом пушистом плаще, с косматыми седыми волосами и такой же бородой. Он поднял огромную дубину, шагнул вперёд и полетел. Впереди него мчался с воем и рёвом ветер, валивший деревья, позади шлейфом неслась белая метель. И сами его седые космы и белый плащ, реющий на ветру, казалось, были из снега.

На берег Щугора, там, где он вырывается из ущелий Иджид-пармы, вышел десяток вооружённых печорцев. Неделю назад они, вернувшись с охоты, обнаружили свой посёлок дотла уничтоженным подземной ордой и с тех пор шли за ней, ловко и бесстрашно истребляя пришельцев. Увидев, как из расщелины в скале над бурным потоком вышла сгорбленная старуха в тёмной потрёпанной одежде, печорцы обратились к ней:

   — Здравствуй, бабушка! Скажи, с кем это бьются люди незнаемые? Шум далеко слышен.

Старуха — седая, лохматая, простоволосая — недобро засмеялась:

   — Смерти ищете, охотники? Не идите дальше, уже нашли!

Миг — и перед опешившими печорцами уже стояли вместо одной старухи — три. Две из них, слепые, держались за третью, одноглазую, с торчавшим изо рта клыком. При этом все трое вовсе не казались беспомощными. Злой, безжалостной, древней силой веяло от них. Старухи ехидно захихикали — и всё вокруг неожиданно стало туманным, изменчивым, незнакомым. В тумане возникали и пропадали скалы, деревья, болотные топи. «Ведьмы! Кривая, Нелёгкая да Недобрая!» — поняли охотники и схватились за луки, шепча заговоры. Но Кривая вынула глаз и клык, выставила вперёд, как оружие, — и упали бессильно уже сорвавшиеся с тетив стрелы, а сами печорцы, молодые, сильные, рухнули замертво. Их предводитель, умирая, ещё успел увидеть, как чудовищно преобразились старухи. Космы их обратились в шевелящихся змей, головы покрылись чешуёй, изо ртов высунулись кабаньи клыки. Руки стали медными, за спинами выросли золотые крылья. Трое разом взмыли в воздух и полетели в разные стороны — туда, где кипели в тайге три побоища.

В отряде Сигвульфа едва ли не первыми поняли, что за диковинное, блестящее металлом существо летит к ним, два грека. Оба враз оцепенели, скованные древним страхом. Где сын Зевса с зеркальным щитом и алмазным серпом, в шапке-невидимке и крылатых сандалиях? Они же люди, всего только люди, Хилиарх из Кизика и Харикл из Эмесы! Из печорцев лишь самые смелые решились пускать стрелы в страшную богиню-ведьму, остальные же бросались наземь, забивались в кусты. Взялись за луки и сарматы, но стрелы падали, теряя в полете силу.