Ардагаст и его враги

   А над Янтарным берегом разгоралась утренняя заря. Погасло пекельное пламя, исчезло и чудесное Дерево Света. Две рати победителей, конная и морская, встретились на песчаном берегу, где янтари блестели среди трупов и запекшейся крови. Голубое Венедское море[44] смывало с себя маслянистую кровавую пленку. Ни один драккар не ушел от ладей, ни один гот на берегу не уцелел. Ардагаст, Инисмей и эстийские князья радостно приветствовали Лютомира и Ульфгара. Рад был и Волх увидеть серых собратьев из-за моря. И все они чествовали победителей дракона - Вишвамитру и Сигвульфа.

   - Спасибо вам, серые воины, за то, что не дали уйти Беригу - святотатцу и разбойнику, - сказал Ардагаст. - Но мы скоро вернемся на Днепр, а готы все еще сильны. Будут к ним собираться лиходеи, и не только с мечами. Может, кто-нибудь еще вздумает сотворять драконов. Поэтому мы оставим вам, Ульфгар и Лютомир, эти два священных копья. Духов Фарзоя и его коня в них уже нет, но волшебная сила осталась.

  -- Чего там, берите! А мы, росы, если надо, змея и дубиной приветим! - бодро произнес Шишок.

   Под торжествующий вой своих бойцов волчьи вожаки приняли копья из рук индийца и гота.

  -- Помни, серый воин: с этим копьем в руке я думал не о славе и добыче, а о том, чтобы избавить землю от нечисти и послужить Кришне-Солнцу - вы его зовете Радигостом - и его Огненной Правде, - сказал Вишвамитра, передавая Лютомиру солнечное копье.

  -- Радигост - это Бальдр, самый безгрешный из богов, но он убит и снизошел в Хель. В бою мы призываем других богов - Одина, Тора, Тюра-меченосца, - возразил Ульфгар.

  -- Где бы ни было праведное Солнце, служить нужно ему. Чтобы из воина не превратиться в раба Тьмы, - указал кшатрий на устилавшие берег трупы готов.

  -- Знаю: готы вам враги. Но помните, что этим копьем сразил дракона я, Сигвульф, Волк Победы, гот из племени Катуальды, - сказал Сигвульф, вручая лунное копье Ульфгару.

   Волх обнял гота за плечи и, словно старым друзьям, подмигнул ругу и лютичу:

  -- Главное - мы, волки, отстояли святыню от всяких бешеных медведей. Пойдем теперь поклониться Ладе, раз уж на праздник из-за них не поспели.

   Неожиданно из-за дюн показался конный отряд. Ехавший впереди молодой белокурый воин в рогатом шлеме приветственно поднял руку.

  -- Здравствуй, Ардагаст, славный конунг росов! Я - Гелимер, сын Гебериха, великого конунга вандалов. Прости, что не успел ни к празднику, ни к битве. Отец послал меня с дружиной на защиту Янтарного Дома, но по дороге мне пришлось биться с готами и вармами.

  -- Ты был в эту ночь со светлыми богами, как и все мы. Не то, что твой подручный князь, - указал Зореславич на Прибыхвала.

   Мазовецкий князь рухнул на колени. Вся спесь покинула его. Единственный ус, унизанный янтарями, выглядел теперь нелепо.

  -- Солнце-Царь! Заступись перед Геберихом. Не за меня, за наше племя. Разорит его теперь великий конунг! Меня, святотатца, принеси в жертву Ладе, только племя пощади!

   Тирско и Самилис лишь смотрели на Зореславича испуганно и заискивающе. Ардагаст смерил взглядом всех троих князей.

  -- Лада человеческих жертв не принимает. Да и на что вы нужны богам! Продать бы вас и ваших дружинников в рабство. Только кто тогда ваши племена защитит от готов? Заплатите мне выкуп за себя и за дружины. А еще - дань. Не мне, а храму и племени самбов. Из-за вас их земля опустошена. Что люди есть будут?

   Князья поклонились до земли царю росов. Прибыхвал, теребя оставшийся ус, пробормотал:

  -- Все к немцам тянулся, дурак. Ну что хорошего в том, чтобы быть немцем? Лучше уж сарматом. Каков хоть кумыс: лучше пива или нет?

   Публий Либон одиноко стоял на вершине дюны. Ему, князю жемайтов, не в чем себя упрекнуть. Хотя многие дружинники пали и неизвестно, выживет ли Кунас после страшной раны, нанесенной топором мертвеца. Но во что превратился прекрасный край самбов? Вместо леса - жуткая черно-серая равнина, покрытая пеплом и запекшейся коркой. От селений, хлебов, покосов не осталось и следа. И это устроили те, кто пришел из Рима, подобно гончим собакам, по следу его, сенатора Либона! Пришел за его амулетом, оказавшимся таким бесполезным в эту святую и страшную ночь. И еще придет...

   Твердым шагом сенатор подошел к Ардагасту и протянул ему янтарь со стрекозой.

  -- Возьми янтарь Нерона, царь росов, и поступи с ним, как знаешь. Я пытался творить добро с его помощью, но это - такой же источник зла, как и все, чего касалась рука Меднобородого.

   Зореславич взял амулет и опустил его в Огненную Чашу. Полыхнуло золотое пламя, и янтарь сгорел в нем без следа. Только стрекоза вылетела из огня и понеслась, переливаясь маленькой радугой, навстречу восходящему солнцу.

   В этот самый миг во дворце в Ктезифоне упитанный человек в красной тоге, важно беседовавший с царем Артабаном, вдруг дико завизжал от боли. Коричневый янтарь с пауком на его груди внезапно вспыхнул и исчез, оставив лишь дыры в тоге и тунике да большой ожог. Толстяк корчился на полу и вопил, пока его вопли не перекрыл голос владыки Парфии: