Арена

Тобиас предложил играть Лукашу за его клан — Оберон, но Лукаш спросил: «а за кого играет Клавдия?» «Клавдия — Ровена, лучшая лучница в Арчете и леди Груандана», — ответил Тобиас; «тогда я буду в Арчете», — сказал Лукаш; Тобиас вздохнул: на игру Оберона приехало в два раза меньше, чем Арчета, — это была первая игра в сезоне, май, все обероновцы учились в университетах, застряли на зачётной неделе; а в Арчете обитали в основном неудачники — бросившие или вылетевшие; они все стояли у границы между лесом и «замком герцога» — у поваленной не раз ограды; Лукаш на минуту стал центром внимания: его наконец увидели все; «крут, крут, — шёпотом произнёс Мэри за спиной Клавдии, — уфф, всё, пропали наши с Кеесом шансы на секс и любовь в этом сезоне»; Клавдия фыркнула в рукав. «Повторяй за мной клятву вассала: я, Лукаш, клянусь тебе, Груандан…» — начал Вальтер; «я принц Менильена, — ответил Лукаш, — я не могу быть ничьим вассалом»; «чёрт, — сказал Вальтер, — ты играешь или нет, чех»; «играет, успокойся, Вальтер; пусть он будет приезжим принцем, который принял твою сторону», — вдруг выступил Кеес; «ладно», — махнул рукой Вальтер, и игра началась. Оберон побежал в свой замок, Арчет — врассыпную, в лес; Клавдия, переодевшаяся в форму Арчета: коричневая рубашка, зелёный камзол, только вместо кирзачей — горные замшевые коричневые ботинки с высокой шнуровкой, лук и стрелы за плечом, настоящие, дядя Вацлав привёз из Южной Америки, потом по всему лагерю собирали и отдавали ей стрелы, — обернулась: Кеес и Лукаш стояли рядом и говорили; и видно было, что не просто так: «ты кто, это у тебя что?» — а будто встретились спустя много-много лет, как мушкетёры, и у них есть что сказать друг другу; они знакомы? Потом её ударила в спину стрела кого-то из обероновцев: они уже засели в стенах и всех не успевших спрятаться арчетовцев начали забрасывать стрелами; «блин, — подумала Клавдия, — от этого Лукаша, барона Мюнхгаузена, одни неприятности: не успела игра начаться — я уже умерла, лучшая лучница Арчета, ха». Она отправилась в «мертвяк», палатку на краю лагеря, налила себе из термоса маминого, зелёного с жасмином чаю, достала книгу — «Сказки английских писателей», потому что в «мертвяке» никого ещё не было, поболтать не с кем; через полчаса народ, правда, пошёл — всё девчонки; и все её вдруг засыпали расспросами о Лукаше: «ах, какой он красавчик, Клавдия, расскажи, расскажи!» — а что рассказывать; она хотела было напридумывать нелепиц всяких, пусть потом ходит, обсмеянный, как Чацкий. «Девчонки, я и сама мало что знаю: ну, чех, ну, ролевик» «а он свободен, не знаешь, есть у него девушка?» «не знаю, — ответила она, — ах, я не знаю, дайте дочитать; и вообще, может, пойдём, приготовим что-нибудь из еды? скоро два — и мне пора опять играть; а я не хочу есть печенье». Она вышла из палатки и врезалась в Кееса. «Ты умер?» «Нет, — ответил он, — я хочу спросить» «обед ещё не скоро, девчонки раскудахтались насчёт Лукаша, их только ведром холодной воды успокоить» «я тоже насчёт Лукаша» «о-о, Кеес, почему бы вам не спросить у него самого: кто он, откуда и свободен ли он?» Кеес засмеялся тихо, потом взял её за руку — так крепко, будто держал на весу над пропастью: «послушай, Клавдия, я знаю, кто он, мне это не нужно, просто скажи: он пришёл за тобой?» Девушка побледнела: «Кеес, а ты кто? Я ведь не знаю, кто ты. Может, ты Лестат? Вечный Жид? Путешественник во времени?» «Что-то вроде, Клавдия; так он пришёл за тобой, взять тебя в жёны?» «да» «и ты согласилась?» «не знаю, Кеес, а надо?» «тебе решать». И Кеес, библиотекарь-колдун, отпустил её, и ей показалось, что она упала в ледяной океан — с «Титаника».