Арена

С другой стороны, стоило ли вдаваться в подробности? Отличная зарплата, радужные перспективы… После памятного разговора со Штерном, когда шеф обрисовал плюсы гражданства Ассамблеи, Саша не раз думал о том, как это было бы здорово — путешествовать по другим мирам, увидеть то, что и не снилось рядовому землянину. Пожалуй, такое стоило лет, потраченных на работу в «Арене». Штерн что-то утаивает — пусть. Может быть, куда важнее то, что благодаря им, членам Команды, где-то там, в бескрайних просторах космоса, не кромсают друг друга огромные корабли, не умирают люди… Ну пусть даже и не люди, а просто разумные существа всех форм, цветов и размеров. Совершенно неожиданно Александр понял, что уже не ассоциирует слово «человек» с конкретным образом — теперь это понятие обрело новый, широкий смысл. Может быть, Ассамблея нашла не лучший выход, решая вопросы пересечения экономических интересов путем организации узаконенной бойни, но ведь бойня, не несущая с собой жертв, куда лучше, чем то, о чем рассказывал Штерн. Куда лучше, чем уход в небытие расы талантливых конструкторов, построивших пересадочную станцию.

Он попытался объяснить Борьке свои собственные ощущения и вдруг почувствовал, что не в состоянии подобрать убедительные слова… А может, и не стоило их подбирать, может, каждый для себя сам должен решить, чему верить, а чему нет? Саша вдруг осознал, что пытается защитить Штерна, хотя и сам в последнее время слишком часто задумывался обо всех его недомолвках.

— Наверное, ты прав, — помедлив, тихо сказал Борис. — В самом деле, звучит гордо: мы — хранители мира, выпускающие друг другу нарисованные кишки… Пусть и болит потом живое брюхо, рассеченное игрушечным мечом.

Он допил пиво, минуту раздумывал, не заказать ли еще, но, видимо, решил воздержаться и встал из-за стола:

— Может, я и зря нервничаю… Спасибо, Сашка, что согласился поговорить. Я тебя понимаю, ты, наверное, прав. Если, конечно, ты прав…

Борис ушел, а Александр еще долго сидел в одиночестве, думая над последними словами друга. Они снова подняли в душе кучу сомнений и вызвали неясную, непонятно на чем основанную тревогу. А то, что говорил он, вдруг показалось насквозь фальшивым и неубедительным.

Саша шел по ночному городу, неосознанно стараясь выбирать темные улочки, словно стеснялся оказаться на свету, у всех на виду, словно боялся — а вдруг кто-то завопит: смотрите, это же он, хранитель мира в Галактике! И сразу сбегутся любопытные, каждый будет стремиться поглазеть на знаменитость, а сам он, тупо улыбаясь, станет раздавать автографы, говорить к месту и не к месту всякую чушь, чувствуя отвращение к самому себе. А потом в какой-нибудь газетенке — почему-то Саша представлял себе непременно желтую прессу — появится статья, в которой какой-нибудь писака, до невозможности извратив все сказанное, преподнесет Трошина как новоявленного спасителя человечества, прямого кандидата в национальные и интернациональные герои…

На фоне этих мрачных мыслей в какой-то момент ему вдруг показалось, что чей-то взгляд уперся ему в спину, пронзая плотную кожу куртки и холодя позвоночник. Странный взгляд, недобрый и в то же время не злой. Заинтересованный… Но интерес был не сродни любопытству — он был другим: холодным, профессиональным, опасным… Трошин резко оглянулся…

Улица была почти пуста. Лишь несколько человек, внимательно глядя под ноги, чтобы не пропустить в темноте скользкое место, брели куда-то по своим делам. Никто на него не смотрел.

ГЛАВА 4

Выпад — тонкий клинок со звоном отлетает от подставленного под удар меча, высекая сноп искр. Одновременно удар второго лезвия, длинного и смертоносного, принимает на себя кольчуга. Звенья скрежещут, поддаваясь непомерной нагрузке, лопаясь. Но тело уже реагирует и уходит в сторону, и острие клинка вырывается из почти поддавшейся стальной сети.

Пот заливает глаза. Психоматрица весьма достоверна — хотя кто мешал, в общем-то, лишить образ, предназначенной для Арены, потовых желез? Наверное, так и надо сделать. В следующий раз.

А пока — удар, парирование, нырок и снова удар — снизу, в щель панциря. Интересно, а противник потеет? Наверное, нет — и даже не потому, что ракообразные игги, может быть, вообще не знают, что такое пот. Просто у них гораздо богаче опыт пребывания на Арене, и они наверняка учли все, что можно поправить, не нарушая Кодекса. Их матрицы предельно функциональны и почти лишены слабостей. И действуют чуть ли не на пределе эффективности— чего людям остается только пожелать. Ничего, мы накопим опыт, мы' достигнем идеала — если он вообще достижим.

А пока — выпад… блок… еще выпад…