Арена

И вот он, решительный момент. Две оставшиеся руки выполнили великолепный, прекрасный в своем совершенстве пируэт, устремившись туда, где у чьельовьека должно находиться его единственное сердце. Игг немало времени уделял изучению анатомии потенциальных противников и, хотя искренне сочувствовал бедолагам, вынужденным жить практически без резервирования жизненно важных органов, тем не менее подходил к использованию своих знаний с должной прагматичностью. Дарк должен был пронзить сердце противника, даровав Ссунгу дай Саару победу в этом поединке. Умение владеть дарком — длинным и тонким стальным клинком, история которого терялась в глубокой древности, — сделало Ссунга дай Саара капитаном. Не одно, конечно, но и оно тоже. Может быть, даже в первую очередь.

Чьельовьек не мог уклониться. Но он сделал это! Немыслимо изогнув тело, куда более гибкое, чем можно было ожидать от железной башни, он ушел с роковой траектории клинка, отделавшись еще одной раной — тяжелой и наверняка болезненной. Но рана его не шла ни в какое сравнение с тем, что почувствовал в тот же момент сам Ссунг. Огромное, тяжелое оружие обрушилось на панцирь игга, пробивая хитин, опрокидывая его на спину.

Весь залитый кровью, чьельовьек стоял над поверженным Ссунгом, намереваясь нанести последний удар. И почему-то Ссунгу казалось, что этот удар обрушится именно на голову. Он приготовился умереть от самой страшной из всех видов боли…

В какой-то момент Александру показалось, что неподвижные фасеточные глаза лежащего перед ним игга вдруг отразили какое-то странное чувство. Не мольбу о пощаде… Не страх и не бешенство… Что-то другое — тоску, ожидание чего-то столь ужасного, что невозможно представить человеку. Он знал, что павшего нужно добить — этого требовали правила Арены, да и он сам не раз был свидетелем того, как, казалось бы, уже поверженный противник наносил последний, решающий удар. А ведь условие победы — остаться в живых.

— Саша, еще один удар. Бей в голову — там самый слабый панцирь.

Сделавшийся вдруг омерзительным голос Штерна говорил правильные вещи. Очень в духе Арены. Но Саша не мог ударить лежачего, выглядевшего таким беспомощным. Попытался было сделать над собой усилие… тщетно.

Александр оглянулся. Их осталось двое. Биг убит наповал, даже отсюда видно, что у него пробит шлем; тело Лики едва выглядывает из-под покоящейся на ней туши предпоследнего игга. Мелькнула мысль, что ребята после Арены найдут подходящий повод позубоскалить на предмет неразборчивости девушки в связях. Олег был жив, но термин «цел» к нему уже не относился — он, опустив голову, сидел рядом с живописной грудой тел, явно не имея сил встать. Его нога была изогнута под совершенно неправильным углом.

Александр снова обернулся к капитану Команды противника. Один удар, и Арена завершена. Его надо сделать, этот финальный удар, надо… Но он не мог.

— Добей его! — почти кричал в ухо голос Штерна. — Добей!

Александр стоял, тяжело опираясь на меч. Он смотрел в густо-синие полусферы глаз противника — и не видел в них враждебности — одно только понимание. А спустя несколько чудовищно долгих секунд эти красивые, отливающие перламутром глаза подернулись дымкой, и фигура на испещренном синими пятнами песке замерла. Игг отключился.

Вслед за этим раздался мягкий протяжный звук, знаменующий окончание Арены. А потом прямо в голове Саши зазвучал голос, сухо и кратко подводивший итоги. Люди победили.

Пожалуй, столь плохого настроения за последние месяцы у него еще не было. И не только потому, что Штерн обвинил его в слюнтяйстве — у шефа, по крайней мере, хватило такта сделать это наедине. Правда, в выражениях он не стеснялся, демонстрируя довольно богатое владение русским языком. Было сказано многое — и то, что неженкам не место на Арене, и то, что слабость и соплежуйство — надо же, Штерн, у которого в принципе не может быть насморка (если не считать имитационного), использует такую специфическую терминологию! — вполне могли оказаться причиной проигрыша, поскольку даже без двух рук игг, сумей он подняться, легко бы справился с лишенным подвижности Олегом.

Больше огорчало другое — среди друзей он тоже не нашел особой поддержки. Только Женька понимающе хмыкнул, когда капитан заявил, что добивать лежачих — не в его правилах. Да Лика отвела глаза, хотя и ничего не сказала в защиту. Остальные же изобразили, в лучшем случае, легкое неодобрение, а оба Игоря вообще заявили, что, если в следующий раз капитан попытается сунуть такую подлянку, они с удовольствием добьют раненого, а заодно с ним и излишне «церемонного» капитана.

Самое обидное — в их словах звучала искренность!