Арена

Саша нахмурился — вид курящей жены его раздражал. И она это, безусловно, знала, сознательно нарушая давний договор — хочет, пожалуйста, но когда Саши нет дома. Договор был заключен на второй же день после свадьбы, и с полгода Леночка его придерживалась. Потом сообразила, что это — отличный способ выразить мужу свое неудовольствие. Так обиженная собака мстительно справит нужду в любимые тапочки хозяина. Вот она и выражала.

— В чем дело? — хмуро спросил он.

— Я хочу знать, — в ее голосе уже не было и намека на сонливость, — когда именно мы поедем в обещанный тобой отпуск. Я устала слышать твои вечные «скоро».

— Скоро, — вздохнул он.

— Дату.

— Ну, Леночка, пойми… я не могу сказать точно. Мы сегодня закончили большую работу, Штерн обещал… ну правда, обещал, что после ее окончания даст отпуск.

— Ты с ним говорил?

— Я… нет, сегодня не говорил. Его… не было.

— Что ж ты врешь, гад? — зло спросила Леночка, демонстративно выпуская струю дыма Саше в лицо. — Что ж ты мне все время врешь, а?

— Да я не вру! — деланно возмутился Александр, чувствуя, что вся нарочитость его возмущения ясна супруге прямо-таки кристально. — Он завтра в конторе с утра будет, вот и поговорю.

— Прямо с утра? — Это напоминало ультиматум. Да, в общем-то ультиматумом и являлось.

— Конечно, обещаю. Если он даст добро, то… с понедельника отпуск, во вторник можно вылетать…

— Куда?

Тут он понял, что сморозил глупость. Хотя загранпаспорта у них и были, оформить хорошую путевку за три дня — это несерьезно. А Леночка постепенно заводилась, по крупицам теряя привлекательность и превращаясь в базарную бабу. Именно эти превращения, случавшиеся в последнее время все чаще и чаще, и привели к утрате той нежности, которая так согревала их семейную жизнь в первые годы. Эта красивая, стройная женщина вдруг становилась отталкивающей, лицо искажала злобная гримаса, а тон ее плавно переходил от мягкого контральто в режущий уши фальцет.

— Куда? Ты о чем-то подумал? Ты хоть палец о палец ударил? Ты хоть что-то подготовил?

— Заткнись! — внезапно рявкнул он, чувствуя, что терпению пришел конец. Такое с ним было три, от силы четыре раза за всю историю их совместной жизни. Обычно он держал себя в руках, но иногда скандал доходил до такого уровня, что он чувствовал — еще мгновение, и он не удержится, ударит… и тогда он убегал из дома, чтобы, час-другой побродив по улицам, чуть остыть и вернуться домой в более или менее спокойном состоянии. И вот сейчас он опять был опасно близок к красной черте.

Хотя Лена, как большинство женщин, была практически начисто лишена инстинкта самосохранения — то есть совершенно не могла вовремя остановиться, тут даже ее проняло. Она отпрянула от Александра, и на ее очаровательных глазах заблестели слезы. Весь его гнев тут же куда-то испарился, он притянул ее, уже плачущую, к себе, посадил на колени и принялся гладить и утешать, тихо шепча, что просит прощения, что завтра, прямо после работы, они вместе отправятся в турфирму, где работает его, Сашин, бывший одноклассник. Одноклассник — парень хороший, подлянки не кинет, подберет отличный вариант. В общем, все будет в лучшем виде, и максимум через две недели они уже будут купаться в ласковом теплом море, загорать на солнышке и с сожалением (на жаре) вспоминать промозглую московскую погоду.

Постепенно она успокоилась и лишь тихо всхлипывала, прижавшись к его широкой груди, а он, лаская ее волосы, чуть отстраненно подумал, что все это, наверное, просто спектакль, и Ленка опять, в который уж раз, аккуратно сыграв на его нервах, добилась своего. За эти шесть лет она великолепно его изучила, совершенно точно знала, за какую ниточку нужно тянуть — и тянула, когда считала нужным. Но ему было плевать на это, поскольку в отпуск он все равно собирался, да и Штерн обещал. Саша дал себе клятвенное обещание непременно поговорить с шефом. Прямо с утра.

Бурый мрачно колотил пальцами по столу, бездарно пытаясь попасть в ритм. Толстые пальцы слушались плохо, в ритм попадать не желали, поэтому вместо аккуратной дроби получалось черт знает что. Это еще больше раздражало полковника, и без того находившегося не в лучшем расположении духа. Как обычно, впрочем.

Перед начальственным столом навытяжку стояли двое. Один — собственно сам оперуполномоченный отдела уголовного розыска, старший лейтенант Михаил Угрюмов, являвшийся причиной поганого настроения полковника, другой — начальник вышеуказанного старлея, капитан Одинцов.

Сесть он этим двоим не предложил, а сами они не рискнули — тем более видя, что полковник находится в состоянии легкого озверения. Так и стояли молча — после уставного «товарищ полковник, такой-то и такой-то по вашему приказанию прибыли» — и ели глазами начальство.

— Итак, Угрюмов, что ты мне хочешь сказать?

— Насчет чего, товарищ полковник?

— Ты мне дурочку тут не валяй! — рыкнул, брызжа слюной, Бурый. — Я тебе сказал этим делом не заниматься?

— Так точно, — вздохнул Мишка.

— Я тебе сказал, что уволю?

Михаил дипломатично промолчал.