Арена

Приказ начальника, прямой и не допускающий двоякого толкования, он, конечно, нарушил целиком и полностью. За последние несколько дней он развернул достаточно бурную деятельность, подключив к своему неофициальному расследованию чуть не с десяток людей — правда, никому не раскрывая карты до конца. Аналитики перетряхивали базы данных, информационный центр копался в своих картотеках, а оперативники напрягали агентуру — и все крупинки информации постепенно стекались к Михаилу. Конечно, долго это не могло продолжаться — рано или поздно Бурый пронюхал бы, что неугомонный опер продолжает копаться в этом деле. Вот и пронюхал.

— Значит, ты считаешь, что начальник тебе не указ. Стало быть, го-спо-дин… — он произнес это слово особо, как ему казалось, издевательским тоном, — опер соизволит на приказы плевать, так, мать твою? Ну-ну…

В устах Бурого это «ну-ну» звучало достаточно зловеще. Сейчас ожидалась расшифровка, и ничего хорошего Михаилу это не обещало.

— Значит, так… — Теперь полковник обращался к Одинцову. Тот принял стойку «еще смирнее». — Этого, — кивок в сторону Мишки, — в командировку.

— Куда, Семен Петрович? — осторожно спросил Одинцов.

— Да хоть в жопу! — взорвался Бурый. — В Воркуту. В Магадан. В самую глушь, обмениваться опытом. Лучше, если туда только на собаках ехать. Прямо сейчас. На месяц. И чтобы с завтрашнего дня я этого пи…са в отделе не видел, вам ясно?

Одинцов беспомощно взглянул на Мишку. Тот чуть призакрыл глаза — не спорь, мол. Капитан был нормальным мужиком, но спорить с начальством не любил, за что имел за плечами уже девять лет работы и ни одного выговора. Народ уже всерьез готовился скинуться на бутылку, как только Одинцов огребет свой первый «строгач». Но тот все как-то выкручивался, да так, что коллег зависть брала. Даже когда проверка из главка обнаружила утерю документа с грифом «секретно», получили по шапке все… кроме Одинцова. Не будучи особо подхалимом или трусом, капитан прекрасно умел не нарываться на неприятности. Его не особо любили, но и явной неприязни ни у кого он не вызывал. Вот и сейчас, уловив взгляд Михаила, он с некоторым облегчением кивнул.

— Все ясно, Семен Петрович.

— Выполняйте.

Офицеры вышли из кабинета Бурого. Отойдя на достаточное расстояние, Одинцов остановился и, чуть потупившись, развел руками.

— Мишка, ты… это…

— Да брось, Гена, я все прекрасно понимаю. Ну, съезжу куда-нибудь… жены, детей нет, так что я запросто.

Одинцов уселся на подоконник, щелчком выбил из пачки сигарету — красиво это у него получилось, ничего не скажешь, вылетела ровно до середины… не иначе, как он этот трюк годами оттачивал. Выпустив струю дыма, он сокрушенно покачал головой.

— Чего Бурому шлея под хвост попала? И потом, надо тебе это дело копать? Ну сказал шеф — не лезть, ну и не лез бы…

— Да я и сам понимаю, — помялся Мишка, не желая раскрывать все карты. Стучать Одинцов не кинется, но на прямой вопрос того же Бурого может и ответить. А чего не знаешь, о том не проболтаешься. — Фактов у меня почти что и нет. Так… чую, неладно что-то в Королевстве Датском.

— Ладно, Михаил, в Магадан я тебя, конечно, не отправлю… но, сам понимаешь, придется тебе на время исчезнуть.

— Понимаю… — внезапно у Михаила возникла сумасшедшая идея. Генка, конечно, приспособленец, но товарищей не сдает… по крайней мере явно. Да и вообще, если не учитывать его патологическое стремление ладить с руководством, так вполне нормальный парень. Возможно, он сможет кое в чем помочь. — Слушай, Генка, у тебя, я же точно знаю, у соседей кореш есть. В аналитике, так?

Одинцов некоторое время помолчал, затем почему-то оглянулся на дверь кабинета Бурого и сказал, вдруг понизив голос:

— Ну… допустим. И что?

— Ты можешь с ним поговорить насчет…

— Так, Мишка, — медленно протянул Одинцов, — ты хочешь, чтобы я отправился в ссылку вместе с тобой. А, учитывая настроение Бурого, возможно, что и прямо в народное хозяйство. Ха-арошая мысль!

Некоторое время он внимательно изучал Мишкино лицо, пока тот не почувствовал, что краснеет. Ну ладно он, все равно мысль об увольнении уже прочно засела в голове. Вот раскрутит это дело и двинет к Петьке, в напарники. А Одинцову-то зачем жизнь портить? В конце концов, может, и сам справится.

— Ладно, бес с тобой, — вдруг махнул рукой Гена. — Давай, что там тебе посмотреть надо… ничего не обещаю, но что смогу — сделаю. К твоему возвращению.

Бурый был, конечно, свиньей. Он не стеснялся брать взятки и очень обижался, если давали мало. Обида эта, как правило, обходилась виновным дорого — в прямом смысле, то есть увеличением тарифа. Полковник, не моргнув глазом, способен был подставить любого, если это было бы для него выгодным. Он не терпел свободомыслия у подчиненных, он был способен на любую подлость и с радостью лизал зад начальству — по поводу и без повода, просто так, для профилактики. Он был просто подонком… но он спас жизнь человеку. Отъезд Михаила послужил основанием для снятия наблюдения за ним и отмены приказа. Приказа на ликвидацию.